Нет чудовища страшнее, чем разум.
Цитаты Кормак Маккарти
…не надо пережевывать то, что тебя гложет.
Создатель правильно делает, скрывая от молодых горькую правду жизни, иначе у них не хватило бы духу отправляться в совместный путь.
У нас всегда в запасе гораздо меньше времени, чем нам кажется.
…в красоте окружающего мира кроется какая-то страшная тайна, и кто знает, вдруг сердце этой жизни бьется лишь за счет наших жертвоприношений, а красота и боль находятся в причудливом, но неразрывном взаимодействии, и, чтобы вырос один-единственный цветок, многим суждено пролить свою жаркую кровь.
Вышел из развалин в сером полумраке, остановился, вдруг ясно осознал суть этого мира: неумолимое холодное движение планеты; Земля погибла, не оставив наследников; безжалостная темнота; слепые псы солнца в вечном движении; гнетущая черная пустота вселенной. И где-то там они — два загнанных зверя, дрожащих, как лисы в укрытии. Жизнь взаймы: время — в долг, мир — тоже, даже глаза, чтобы ужасаться и лить слезы, и те — в долг.
Думаешь, Бог приглядывает за людьми, спросил Ролинс. Похоже… А как ты считаешь? Наверное, ты прав… Есть в мире какой-никакой порядок… А то кто-то чихнет в каком-нибудь Арканзасе, и ты оглянуться не успеешь, как начнется резня. И вообще приключится черт-те что. Каждый станет вытворять, что ему взбредет в голову. Нет. Господь явно за нами присматривает, иначе все полетело бы в тартарары.
Как ты считаешь, существует рай? Не знаю. Может, и существует… Но разве можно верить в рай и не верить в ад? По-моему, можно верить во что угодно. Ролинс кивнул и сказал: Если только подумать, что с тобой может случиться в этом мире… Голова кругом идет.
…если поставить себе целью проявить мужество, то желание обязательно исполнится. Главное, было бы это желание… Порой само желание добиться цели равняется ее достижению.
Не всем предсмертным словам можно верить.
Мой отец сбежал из дома в пятнадцать лет. Иначе я родился бы в Алабаме. Ты вообще не родился бы. Почему ты так думаешь? Потому что твоя мать родом из Сан-Анджело и он бы никогда не познакомился с ней. Он познакомился бы с кем-то еще. И она тоже. Что ты хочешь этим сказать? То, что ты не родился бы. Вот заладил! Значит, я родился бы где-то в другом месте. Но как? Как-как… А никак! Если бы твоя мать родила ребенка от другого мужчины, а твоему отцу родила бы сына другая женщина, кто из этих двоих был бы ты, а? Никто. Вот видишь! Ролинс лежал и молча смотрел на звезды. И все равно я где-нибудь да родился бы. Может, я выглядел бы не так, как сейчас, но если бы Богу было угодно, чтобы я появился на белый свет, значит, я бы все равно родился. А если бы ему не было угодно, то и не родился бы.
Зря ты куришь.Отец поджал губы, побарабанил пальцами по столу, взглянул на сына. Когда я попрошу твоего совета, что мне делать, тогда ты поймешь, что стал взрослым.
Джон Грейди лежал, смотрел на звездное небо и испытывал такое чувство, будто в сердце ему вбили кол. И еще ему казалось, что вся боль в этом мире исходит от бесформенного существа-паразита, любящего погреться теплом от человеческих душ и потому норовящего украдкой заползти в них и там поселиться. Джон Грейди думал, что он понимает, когда человек делается беззащитен перед такими вторжениями. Но существо было безмозглым и не могло постичь границы этих душ. Впрочем, Джон Грейди опасался, что эти границы не существуют.
…погода, ветры, времена года не только создают поля, холмы, реки, горы, но и влияют на судьбы людей и передают это из поколения в поколение, и с этим нельзя не считаться.
Какой ты совершил самый паскудный поступок, вдруг спросил он. Даже не знаю. Но вообще-то, если уж ты сделал какую-то гадость, то лучше о ней помалкивать.
Когда ветер окончательно разогнал тучи, они пошли к тележке, и скинули полиэтилен, и взяли одеяла и все необходимое для сна. Поднялись на вершину холма и устроились на сухой земле под выступом, а после он сидел, обняв мальчика, стараясь его согреть. Закутавшись в одеяла, смотрели, как надвигается непроницаемая темнота. Силуэт города растворился в ней, будто привидение, и он зажег маленький ночник и поставил его с подветренной стороны. Потом они спустились к дороге, и он взял мальчика за руку, и они пошли на другой склон холма, где дорога добиралась до самого верха, откуда еще можно было разглядеть погружающуюся во мглу местность к югу. Долго стояли в своих одеялах на ветру в надежде увидеть свет костра или лампы. Ничего. Только тусклое пятно света их ночника. Затем вернулись обратно. Костер не разжечь — все отсырело. Пришлось съесть скудный ужин холодным и улечься, пристроив лампу между собой. Он захватил книжку для мальчика, но тот слишком устал. — А можно, лампа погорит, пока я не усну? — Конечно можно.
В глубине леса они наткнулись на старый железный мост, по которому почти исчезнувшая с лица земли дорога пересекала высохший ручей. Его мучили приступы кашля. Откашляться не получалось, какое там — не мог продохнуть. Свернул с дороги в лес. Повернулся и стоял, переводя дух, прислушиваясь. Ничего. Спотыкаясь, проковылял еще с полмили, под конец опустился на колени, положил сына прямо в листья и пепел. Стер кровь с его лица, прижал к себе: «Все хорошо, все хорошо».
Бога нет, а мы его пророки.
— Когда ты просыпаешься от кашля, то стараешься уйти подальше или в сторону. А я все равно слышу твой кашель. — Извини, пожалуйста. — Однажды я слышал, как ты плакал. — Помню. — Если мне нельзя плакать, то и ты не должен. — Хорошо.
Злым силам известно, <...> что если зло, которое они творят, будет достаточно ужасно, возражать против него люди не будут. У людей едва-едва хватает духу на борьбу с маленьким злом — только его проявлениям они способны противоборствовать.