Мы говорим, что Муад'Диб удалился в края, где человек не оставляет следов на песке.
Цитаты Фрэнк Герберт
Презреть, что ты смертен — значит познать начало ужаса; познать же неизбежность смерти — значит положить конец ужасу.
Природа дает детям родителей для того, чтобы они знали, как не надо воспитывать своих детей.
Самый опасный человек это тот, у кого нет эмоций.
Запомни... мир держится на четырех столпах... познание мудрых, справедливость сильных, молитвы праведных и доблесть храбрых, но все четыре ничто... без правителя, владеющим искусством управления.
Плоть сдается, думал он. Вечность забирает свое назад. Да, нашим телам недолго бороздить эти воды, попляшем в опьянении собой и любовью, выдумаем пару странных идеек, а потом каюк — время, бери нас! Что сказать? Вышло так, пожил... и все, исчез, но ведь — жил!
Начало есть время, когда следует позаботиться о том, чтобы всё было отмерено и уравновешено.
Самыми постоянными законами Вселенной остаются случай и ошибка.
Многие отмечали быстроту, с которой Муад'Диб усвоил уроки Арракиса и познал его неизбежности. Мы, Бене Гессерит, разумеется, знаем, в чем основы этой быстроты. Другим же можем сказать, что Муад'Диб быстро учился потому, что прежде всего его научили тому, как надо учиться. Но самым первым уроком стало усвоение веры в то, что он может учиться, и это – основа всего. Просто поразительно, как много людей не верят в то, что могут учиться и научиться, и насколько больше людей считают, что учиться очень трудно. Муад'Диб же знал, что каждый опыт несет свой урок.
Во всякой вещи скрыт узор, который есть часть Вселенной. В нем есть симметрия, элегантность и красота – качества, которые прежде всего схватывает всякий истинный художник, запечатлевающий мир. Этот узор можно уловить в смене сезонов, в том, как струится по склону песок, в перепутанных ветвях креозотового кустарника, в узоре его листа. Мы пытаемся скопировать этот узор в нашей жизни и нашем обществе и потому любим ритм, песню, танец, различные радующие и утешающие нас формы. Однако можно разглядеть и опасность, таящуюся в поиске абсолютного совершенства, ибо очевидно, что совершенный узор – неизменен. И, приближаясь к совершенству, все сущее идет к смерти.
Внезапно Пауль почувствовал неприязнь к этим пустым разговорам, к этим лицам — дешёвым маскам, прикрывающим нарывающие, сочащиеся гноем мысли, к голосам, пытающимся спрятать за болтовней оглушительное молчание пустых душ.
Как можно меньше приказывай, – учил его отец… когда-то, очень давно… – Раз прикажешь – «делайте то-то и то-то», и потом всегда придётся приказывать о том же.
— Один из самых ужасных моментов в жизни ребёнка, – сказал Пауль, – это миг потрясения – миг, когда он понимает, что между его отцом и матерью существуют отношения, внутрь которых ему доступа нет. Он никогда не сможет разделить с ними эту любовь. Это потеря. Это – первое осознание факта, что мир – это не ты, а то, что окружает тебя, и что ты одинок в нём.
То, что мы не можем чего-либо представить, ещё не делает такую вещь невозможной.
Высокомерие годится только на то, чтобы возвести крепостную стену, за которой прячутся сомнения и страх.
Сойдя со ступени лестницы, можно упасть и вверх.
... суть популярного мифа о предзнании — абсолютное знание будущего! Всего будущего! Знать, что можно сделать состояние — или потерять его, — вот в чем видят абсолютное знание, верно? В это верит чернь. Она верит в то, что чем больше, тем лучше. Великолепно! И если этим людям вручить полный сценарий их жизни, неизменные до самой смерти диалоги, то это будет поистине дьявольский дар, исполненный немыслимой скуки! Каждую секунду человек будет проигрывать то, что он и так целиком и полностью знает наперед. Не будет никаких отклонений. Знать каждый ответ, каждую реплику снова и снова, и снова... В незнании содержится огромное преимущество. Вселенная сюрпризов — вот о чем я молю для себя!
... нет никакой разницы между тысячью лет и одним годом, между сотней тысяч лет и одним ударом сердца.
Чернота цельна, даже если кипит ужасом. Свет же многолик. Ночь страшна запахами и летучими неуловимыми звуками. Измерения в ночи распадаются, всё становится преувеличением — шипы более колючими, листья — острее. Но ужас дня может быть намного хуже.
... и когда слышал слово «красное», то представлял не прекрасный цветок, а кровь.