Цитаты Писатель

— А знаете, как понять, что ты действительно постарел?
— Как?
— Все стараются не произносить слово «смерть» при тебе.

— Как жизнь?
— Все ближе к смерти. А у вас?
— Тоже. Все на старой машинке печатаете? Выпендреж.

Где третья часть книги? Перечитываешь ты только две части. Потому что третья книга не удачная. Так напиши ее сам.

От одной мысли, что он снова раскроет пасть и; как паяльной лампой, опалит персиковый пушок на моих щеках, сердце у меня уходило в пятки.

Я не стал стучать. Несколько лет назад просто из глупого любопытства я попробовал было постучать и, чувствуя себя полным идиотом, ушел.

Поиски истины. Она прячется, а вы ее повсюду ищете. В одном месте копнули — ага, ядро состоит из протонов. В другом копнули — красота, треугольник а бэ цэ равен треугольнику а-прим бэ-прим цэ-прим… Вы неплохо устроились. Мне хуже. Я эту самую истину выкапываю, а в это время с нею что-то такое делается… Выкапывал я истину, а выкопал кучу… Не скажу чего. Возьмите вы какой-нибудь закон Архимеда. Он с самого начала был правильным, и сейчас он правильный, и всегда будет правильный. А вот стоит в музее античный горшок. В свое время в него объедки кидали, а сейчас он стоит в музее и вызывает всеобщее восхищение лаконичностью рисунка и неповторимостью форм… Все ахают и охают, и вдруг выясняется, что никакой он не античный, а подсунул его археологам какой-нибудь жулик или шутник. И аханье, как ни странно, стихает…

Боже сохрани. Я вообще редко думаю — мне это вредно.

Откуда мне знать, как назвать то, чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу? Это всё какие-то неуловимые вещи — стоит их назвать, как они исчезают, тают, испаряются. Как медуза на солнце. Видели когда нибудь?

Есть треугольник А, Б и С, который равен треугольнику А-прим, Б-прим, С-прим. Вы чувствуете, какая скука заключена в этих словах?

— Ну, докладывайте про доклад. Чего я цитировать должен?
— Ну, естественно, Карла Маркса — три цитаты.
— Большие?
— Нет. Затем из Ленина — три, Владимира Ильича, и одна — из Тургенева Ивана Сергеевича. Ну это для оживления, если можно так сказать, для литературности доклада.
— Вот из-за таких, как ты, про меня анекдоты по всей стране ходят, после каждого пленума. Ты бы ещё из Библии цитату всунул! Вы что, в самом деле хотите меня дураком выставить? Все знают, что я книжки не читаю. Тургенева — изъять.

Литература у нас — гавно, но писатели — отличные…

— Мы до сих пор не научились по достоинству ценить людей при жизни. После смерти — пожалуйста, все как следует: венки, оркестр, речи у гроба. С живыми сложнее. Вместо почестей — неприязнь, зависть, интриги. Да-да, не удивляйтесь, если что-то нас погубит, то в первую очередь зависть. Она даже железо точит.

Плевал я на человечество. Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек — я то есть. Стою я чего-нибудь, или я такое же дерьмо, как некоторые прочие…

Дикобразу — дикобразово.

Я эту самую истину выкапываю, а в это время с ней что-то такое делается, что выкапывал-то я истину, а выкопал кучу, извините… не скажу чего.

Обругает какая-нибудь сволочь — рана, другая сволочь похвалит — еще рана, душу вложишь, сердце свое вложишь — сожрут и душу и сердце. Мерзость вынешь из души — жрут мерзость. Они же все поголовно грамотные! У них у всех сенсорное голодание. И все они клубятся вокруг, и все требуют: Давай, давай!

Что толку от ваших знаний? Чья совесть от них заболит?

Сознание мое хочет победу вегетарианства во всем мире, а подсознание изнывает по куску сочного мяса, а чего же хочу я?

Скучно, господа, скучно. Вот в средние века скучно не было: тогда в каждом доме был домовой, а в каждой церкви – Бог.

Во всяком случае, вся эта ваша «технология», все эти домны, колеса и прочая маета-суета — чтобы меньше работать и больше жрать. Все это — костыли и протезы.
А человечество существует для того, чтобы создавать… произведения искусства. Это, во всяком случае, бескорыстно, в отличие от всех других человеческих действий.
Великие иллюзии… Образы абсолютной истины…