— Ого. Никогда ничего подобного не видела!.. Не похоже, что тут есть что-нибудь, из чего можно построить плот.
— Разве нельзя перейти вброд?
— Мы не можем. Мы не такие, как ты, Генри. Как бы это сказать?.. Если в океан упадёт капля воды, её потом не найти.
Он взял ее за руку с нежностью, ранящей сильнее любых жестокостей какой бы то ни было драки:
— Ты борешься с ненавистью к самой себе, все это замечают, и ты очень стараешься, переключая ее лишь на тех людей, у которых, как ты надеешься, достаточно сил с этим справиться. Это я понимаю. Я сам такой же. Это тяжело, но можно перенести, если твоя любовь ко мне сильней, чем ненависть. Но однажды баланс уже сместился в другую сторону, и я не думаю, что это можно исправить. Ни в тебе, ни во мне.
— Вы хотите прогуляться по такой жаре, мисс Мэри? Разумно ли это?
— Нет, но в моем возрасте я имею право на глупости.
Генри внезапно почувствовал мучительную, яркую связь со своими спутниками. Раньше он думал, что людей объединяют только слова, но оказалось, что еще сильнее объединяет молчание.
— Знаешь, я кое-что понял: это я делал всех несчастными. Отец болел, Эдвард мучился, мать чуть не покончила с собой, Роза не получила того, в кого влюбилась, Освальд переживал, что не может меня спасти.
— Позволь заметить: это и называется любовь… Тот, кто может сделать тебя глубоко несчастным, может сделать и глубоко счастливым. Поверь, одно без другого не бывает. Ты же сам понял: чем больше силы отдаешь, тем больше можешь получить обратно.
Бывают потери без срока давности.
– А воодушевляющую речь? – сдавленно спросил Джетт у него за спиной.
– Давайте постараемся не умереть, – сказал Генри и потянул дверь на себя…
– … Беда с танцующими мужиками или с теми, кто в барах ошивается, в том, что восприятие у них – что у ленточных червей.
– А ты откуда знаешь?
– Они пленники ритуала.
– Какого ритуала?
– Когда энергию пускают не на то.
Я работаю, Луиз. Тут у меня пароль – «квартплата». Попробуй понять.
— Я хочу, чтобы меня запомнили, как лучшего игрока в вышибалы. И поэтому я собираюсь выиграть олимпийские игры. От этого наш мир станет лучше, потому что другие дети тоже захотят стать чемпионами. И это станет моим наследием Миру.
— Мы все хотим оставить свой след в жизни, но не для того, чтобы преодолеть экзистенциальный кризис. Рано или поздно, Томи, ты узнаешь, что вышибалы, не олимпийский вид спорта. Наше наследие, это не то, что написано в нашем резюме, не количество нулей в банковских счетах. Это люди, которые вошли в нашу жизнь, и то, с чем мы их оставим. Мы можем знать лишь одно, сейчас мы здесь. Будем стараться изо всех сил пока мы на этой Земле. Вот, что я думаю о наследии.
В целом, люди славные. Я говорю в целом, потому что среди них попадаются и уроды. Но большинство всегда протянут тебе руку. Они то и дело удивляют нас, хотя как я уже говорил, не всегда.
— Реактивное образование.
— Что?
— На первый взгляд мы друг друга не переносим, но мы просто выражаем эмоции, противоположные нашим истинным чувствам. Ты мне нравишься… И я тебя оскорбляю. Ребячество, да. Но я ребёнок.
Ночь все делает ярче, черный выгодно оттеняет любой цвет, играя на контрасте. И даже пороки кажутся слаще добродетели…
Если не готов потерять одного, потеряешь всех.
В здоровом организме сломанная, но правильно вылеченная кость в месте перелома становится крепче. Все живы, говорил себе Генри, в запасе осталось прилично лет. Однако жизнь его изменилась. Раз столкнувшись с жестокостью, навеки обретаешь спутников, чьи имена Подозрительность, Страх, Тревога, Отчаяние, Безрадостность. С твоего лица исчезает естественная улыбка, а прежние естественные радости теряют свой вкус.
Настоящую силу дает не ненависть, а правда.
— А чей это там голос?
— Какой голос?
— Который ответил мне только что по домофону!
— Это моя мать.
— Она же умерла!
— Выходит, что нет.
— Ты выйдешь за меня?
— Нет.
— …?
— Я пошутила. Я только хотела попробовать. Я сказала это, чтобы проявить свою свободную волю. Но моя свободная воля хочет тебя.
— И твой ответ?
— Да. Конечно, да.
Мы любим не так, как люди… У нас это на всю жизнь.
— Тебе составить компанию?
— Если хочешь угробить вечер.
— В тебе бездна чувственности. Я долго смотрела на тебя вон оттуда.
— Возвращайся туда и продолжи свои наблюдения.
