Моё сознание расширялось, выходило за пределы головы — я была шаром, сгустком, плывущим вперёд по улице и гудящим от разрывающей его энергии. Мир — как бесконечность, составленная из ярких, переливающихся кристаллических лучей. А я — призрак, закутанный в доспехи. Испуганный своим несовершенством, но зачарованный красотой мира дух, заключённый в плоть.
Цитаты Главная героиня
Если слишком много смотреть внутрь себя, становится страшно. Это похоже на ощущение, когда много раз повторяешь одно и то же слово, — оно будто бы теряет своё значение, превращаясь в последовательность звуков. А если слишком много вглядываешься в происходящее во внутреннем мире, начинаешь понимать, что само осознание себя как цельной личности растворяется и разрушается.
С тех пор она могла отчетливо объяснить, что такое игра ума. Это когда в голове вскипают пузырьки, как в стакане с лимонадом, и мозг клокочет, и что-то начинает щелкать-щелкать… Побегут разноцветные цифры, сливаясь и снова делясь, совершенно живые… Картинки хаотически выныривают на поверхность, вздымаются, набирают объем, и там, внутри лба, отражаются в целой галерее зеркал, выстраиваясь менуэтными парами, проплывая вязью, арабесками, стройными волшебными узорами; одна сменяет другую, тает, выплескивая напоследок отблеск дивной калейдоскопической зари, чтобы угаснуть и вновь расцвести, как гобелен, на бархатном вишневом, лиловом, сине-ночном пульсирующем фоне… Это когда она сидит и не понимает – как это прошло столько времени…
… придумала такой шар, назвала его «Шар-невидимка». Сверху – фасеточное строение, пластмасса с напылением… А внутри… вы не поверите. Висит в полсцены гигантский шар. Дистанционным пультом открывается – отъезжает в сторону – прямоугольный сегмент в боку, а внутри абсолютная, кромешная такая бархатная тьма. И если сунешь внутрь руку – рука исчезает. Эффект космической «черной дыры». Она объясняла, я мало что понял. Ну, не силен, никогда не был силен в науках. Понял только, что идея в замкнутой самой на себя системе зеркал.
<...>
– Это не фантастика, дядь Леш. Это физика. Здесь тот же эффект, что в космической черной дыре: гравитационное притяжение настолько велико, что покинуть ее не могут даже объекты, которые движутся со скоростью света. Значит, и сам свет не в силах из этой дыры убежать!
Свою ненависть я держала под контролем. Она лежала смирно, готовая к прыжку в любую минуту, как дикая кошка, выслеживающая добычу: с полузакрытыми глазами и чуткими ушами, улавливающими малейшее движение, шепот или вздох.
Всё, что случается, прекрасно, так прекрасно, что может довести до безумия.
Вы знаете, что такое умереть ещё до смерти? Сердце бьётся так сильно, что словно вырывается из грудной клетки, бьётся о лёгкие, не способные употреблять кислород. В глазах темнеет, и фейерверком стреляют миллиарды чёрных точек. Тело становится не послушным, будто тряпичным.
Концепция внешности — это что-то совершенно неестественное. Почему красноту губ или пятнарумянца на щеках мы признаём красивыми, а покрасневшие глаза или красные руки — это недостаток?
Да, после семидесятых годов люди явно расслабились. Похоже, нам приятнее каждый год совершенствовать процессоры для телефонов, но летать на тех же самолётах, что и пятьдесят лет назад. Наверное, это просто вопрос приоритетов.
Окраина жизни не дает своим обитателям того комфорта, к которому привыкли те, кто живет в центре больших городов.
— Значит, миссис Ван-Хоппер надоел Монте-Карло, — сказал он, — и она хочет вернуться домой. Я тоже. Она — в Нью-Йорк, я — в Мэндерли. Какое из этих мест предпочитаешь ты? Выбирай.
— Не шутите такими вещами, это нечестно.
— Если ты думаешь, что я один из тех людей, которые любят острить за завтраком, ты ошибаешься, — сказал он. — У меня по утрам всегда плохое настроение. Повторяю, выбор за тобой — или ты едешь в Америку с миссис Ван-Хоппер, или домой, в Мэндерли, со мной.
— Вы хотите сказать, вам нужна секретарша или что-нибудь в этом роде?
— Нет, я предлагаю тебе выйти за меня замуж, дурочка.
— Я бы хотела удержать навсегда эту вот минуту, никогда её не забыть.
— Чему это комплимент — хорошей погоде или моему искусству водителя? — спросил он и засмеялся; так брат мог подшучивать над сестрой.
Только бы он был, только бы захотел быть, только бы не исчез.
Любовные отношения – как воздушный творожок, уже знакомый вкус которого может быть видоизменен при помощи различных сухофруктов. В этот раз изюм, а в следующий – курага…
Думать действительно вредно. Задумываться – напротив.
Да, любовь моя. Я так и не научилась петь, как ты, «Freedom» (Freedom, that’s what I need now, freedom to live), хотя и научилась жить без тебя. Я так и не разомкнула сжатые до белых костяшек кулаки, хотя ты призывал меня жить с пустыми руками, готовыми принимать. Я так и не перестала покупать по четыре яблока раз в два дня, хоть разумнее было бы покупать большой пакет раз в неделю. Разумность мне не понадобилась.
Спросите: что я больше всего любила в этой жизни? Отвечаю: будни. Их начала и концы, их победы и поражения, их потери и приобретения. В них не было даже претензии на уникальность. Всё привычно, как у многих. Но самый важный смысл этих будней заключался в том, что мы встречали провожали дни вместе…