Цитаты Филипп дю Плесси-Бельер

— Назад, молокосос!
— Я маршал Франции и мне неведомо слово «назад»!

— Снимите маски! Что сказать, убийство в кружевах! Вас я видела, месье, вы невиновны в этой трагедии. Моя месть вас не коснется.
— Как любезно! Просто замечательно, простолюдинка собралась мстить двенадцати грандам королевства!

— Ты хочешь продать Плесси-Бельер? Дом, где ты родился, фамильный замок?
— Старая, заставленная груда камней.
— Место, где ты провел детство, где мы впервые поцеловались. Нельзя продавать детство, Филипп.

— Если Ваше Величество благословит мое намерение, я буду счастливейшим из людей.
— Мы можем все, дорогой мой Филипп, но не в наших силах приказывать сердцу женщины.

— Я посылал тебе цветы каждый день, ты их получала?
— Нет.
— А драгоценности?
— Нет.
— Торги за шкатулку, это было ради спасения твоей жизни, ты это знаешь?
— Нет.
— Ты хотя бы знаешь, что ты здесь благодаря мне?
— Нет.
— Ты не догадывалась, что я собирался просить у короля твоей руки?
— Нет.
— Так ты ничего не знаешь. А ты хоть знаешь, любишь ли ты меня?
— Нет.
— Тебе не надоело говорить «нет»?
— Нет.
— Хорошо, тогда тебе остается только уйти.
— Нет…

— А если я проиграю?
— Значит, вам повезет в любви.
— В конце концов, если я проиграю, я отдам вам ваши деньги. В моем положении мне уже нечего терять.
— Ошибаетесь, вы можете потерять что-то гораздо более важное.
— Что же?
— Самого себя.

— Помнишь, когда мы были детьми, ты называл меня баронессой Унылого Платья. Ты был невыносим.
— Я изменился?
— Ночью мне так показалось.
— А сейчас?
— А сейчас… сейчас ты попросишь меня одеться, вежливо проводишь до дверей и все закончится. Или нет?
— Конечно, нет! Я выбираю Анжелику!

— Деньги вас ослепляют! Госпожа решила сделать себе подарок, купить замок и вместе с ним хозяина?
— Я хотела лишь помочь.
— Мне не нужна помощь женщины. Вы жестокая, претенциозная, жадная, только и думаете о деньгах! Деньги дают большую власть, но не надо мной! Вы купили лишь груду камней вот и пользуйтесь ею. Я помню ваше признание, что вы хотели стать маркизой дю Плесси-Бельер, но этого не купишь. От вас несет деньгами, как от вашего отца навозом!

Вы опасались, как бы придворная жизнь не развратила Кантора. Смерть избавила его от слез позора, которые тайно проливают дети, окунувшиеся во взрослую жизнь. У каждого своя судьба. Его судьба подарила ему жизнь, наполненную только радостями и песнями. И у него была любящая мать. <...> Вы дали ему все, что нужно для счастья: уверенность в материнской любви.

— Месье, назовите ваших секундантов, я к вашим услугам…
— Это моя жена к услугам всех подряд.

— Маркиз, ты счастливчик, — сказал король, — обладать подобным сокровищем! Здесь нет ни одного мужчины — и твой сюзерен в их числе, — кто не завидовал бы такой удаче. По крайней мере, мы хотим надеяться, что ты не пренебрегаешь ею. Все знают, что запах пороха, дым орудий и хмель побед порой превращали тебя в слепца, не замечающего привлекательности прекрасного пола.
— Сир, есть свет, который может вернуть зрение слепцу и заставить его ощутить вкус иных побед.

Отец, а я был его единственным сыном, и мысли не допускал, чтобы оставить меня в провинции. Он радовался скорости, с которой я поднимался по придворной лестнице… Я был совершенно невежествен и глуп, зато красив.

Ну вот, вы опять смотрите на меня своими огромными зелеными глазами, — прошептал он. — Я вас мучил, я бил вас, угрожал, но вы всегда поднимали свою прелестную голову, как цветок после бури. Я бросал вас почти бездыханной, побежденной, но вы возрождались вновь и становились еще прекраснее. Да, это раздражало, но со временем такая стойкость пробудила в моей душе чувство… доверия. Столько постоянства у женщины! Я был поражен. В конце концов я стал с интересом наблюдать за каждым вашим шагом. Я спрашивал себя: «Неужели она выдержит?» В день псовой охоты, когда я увидел, как вы с улыбкой отвечаете на гнев короля и на мою злость, я понял, что мне никогда не победить вас. И втайне гордился, что у меня такая жена.

— Моя шпага принадлежит королю, месье. Я никогда не обнажал ее ради шлюх.
— Я наставил вам рога, месье! — зарычал он, пьяный от гнева. — И я настаиваю, чтобы вы потребовали у меня сатисфакции.

Почти голый и продрогший, — прошептал Филипп, — иногда голодный… брошенный на попечение лакеев или служанок, которые меня развращали. Вот какой была моя жизнь здесь, в этом особняке, который в один прекрасный день я должен был унаследовать. Но когда речь заходила о том, чтобы вывести меня в свет, не существовало никаких ограничений. Самые роскошные костюмы, самый мягкий бархат, тончайшие воротники. Долгие часы цирюльник возился с моей шевелюрой. А когда показной спектакль заканчивался, я снова оказывался в своей темной комнате, затерянной в лабиринте коридоров. Я скучал. Никто не позаботился о том, чтобы научить меня читать или писать. Я был счастлив, когда мессир де Кульмер, соблазненный моей красивой мордашкой, взял меня на службу.

Вы трепещете от удовольствия при мысли, что играете с огнем. Легче сделать чистокровного скакуна из рабочей лошади, чем изменить природу потаскухи.

— Право, мужества вам не занимать. Разве у вас не было серьезных причин опасаться моего гнева?
— Конечно, были. И поэтому я думала, что чем раньше состоится наша встреча, тем лучше. Никто не выигрывает, оттягивая момент принятия горького лекарства.

— Вот почему вы так и не познали любви, — тихо сказала Анжелика, обращаясь скорее к самой себе.
— Ошибаетесь! Мне кажется, что в этой области мой опыт весьма богат и разнообразен.
— Это нельзя назвать любовью, Филипп.

— Вы больше никогда не встречали ту девушку? — со вздохом спросила маркиза.
— Встретил. Через много лет. И понял, что юность дарит нам странные несбыточные иллюзии, особенно когда речь идет о первой любви. Та девушка стала злой, решительной, и в итоге, опаснее всех женщин, вместе взятых. <...>
— Филипп, та девочка по-прежнему жива во мне, и вы это знаете.

Я был обязан убить этого волка, а ваша судьба меня нисколько не волновала. Не смейтесь, вы меня бесите. Вы, как любая женщина, полагаете, что неотразимы и что каждый с радостью готов умереть за вас. Я не отношусь к этой породе мужчин. Когда-нибудь вы поймете, если не поняли до сих пор: я тоже волк.