Создание текста для меня процесс мучительный. Бывает, что пишешь три дня и три ночи — а написанное потом все истолкуют как-нибудь не так.
Цитаты из книги «Слушай песню ветра»
– В аду жарче.
– Ты что, там был?
– Люди рассказывают. Когда там становится до того жарко, что крыша едет, то тебя переводят в место попрохладнее. Чуть отойдешь – и опять в пекло.
– Как в сауне.
– Именно. Но есть и такие, которых обратно не посылают, потому что они уже чокнулись.
– И что с ними делают?
– Отправляют в рай. Чтобы они там белили стены. В раю ведь как – стены должны быть идеально белые. Чуть какое пятнышко, уже непорядок. Это ведь рай! Вот они и белят их с утра до вечера, портят себе бронхи.
Знак почему-то не самый благоприятный. Иисус Христос тоже козерог.
Я решил вести себя так, чтобы наружу выходило не более половины моих сокровенных мыслей.
Нам, чтобы жить, надо обо всем думать. От завтрашней погоды – и до размера затычки в ванной.
Такой вещи, как идеальный текст, не существует. Как не существует идеального отчаяния.
Между нашими попытками что-то осознать и действительным осознанием лежит глубокая пропасть. Сколь бы длинная линейка у нас ни была, эту глубину нам не промерить.
… написание текста — процесс радостный. Ему гораздо легче придать смысл, чем жизни со всеми ее тяготами.
… честно все рассказать — чертовски трудно.
… пока продолжаешь учиться чему-то новому, старение не так мучительно.
— Все время у меня злой ветер над головой.
— Ветер меняет направление.
— Ты правда так думаешь?
— Ну, он же должен его когда-нибудь менять!
— Ты когда-нибудь влюблялся?
— Ага.
— И лицо помнишь?
Я попытался вспомнить лица трех своих девчонок. Удивительное дело — отчетливо не вспоминалось ни одно.
— Нет, — сказал я.
— Странно, правда? Интересно, почему?
— Наверное, так удобнее.
В мире есть вещи, которых нам все равно не изменить.
— Живых читать никакого проку нет.
— Почему?
— Потому что мертвым почти все можно простить.
В пиве что хорошо? Оно все в мочу уходит, без остатка. Как всухую выиграл у кого-нибудь.
— … в конце концов все умрут, — закинул я удочку.
— Да это-то конечно. Все когда-нибудь умрут. Но до этого надо еще полсотни лет жить.
А жить пятьдесят лет, думая — это, вообще говоря, гораздо утомительнее, чем жить пять тысяч лет, ни о чем не думая. Правильно?
Цивилизация есть передача информации. Когда станет нечего выражать и передавать, цивилизация закончится. Щелк! — и выключилась.
— Герой вашей книги, Уорд погибает два раза на Марсе и один раз на Венере. Разве здесь нет противоречия?
— А Вы разве знаете, как течет время в космическом пространстве?
— Нет. Но таких вещей не знает никто!
— Так какой же смысл писать о том, что знают все?
… становится жутко при мысли о том, что останется от меня, когда придется встретить смерть.
Словно калька съехала с оригинала: тут миллиметр, там миллиметр — и всё уже не так.
