Мюллер бессмертен, как бессмертен в этом мире сыск.
Цитаты из сериала «Семнадцать мгновений весны»
— У меня есть коньяк. Хотите выпить?
— Спасибо. У меня тоже есть коньяк.
— Зато, вероятно, у вас нет салями.
— У меня есть салями.
— Значит, мы с вами хлебаем из одной тарелки.
… Просто из всех людей на Земле, я больше всего люблю стариков и детей.
… Не очень-то я верю тем, кто вертится вокруг начальства и выступает без нужды на наших партийных митингах. Бездари. Болтуны. Бездельники.
— Этот старый доктор сказал мне, что во время родов он может определить национальность любой женщины… [Пауза]… Понимаешь, женщины-то кричат во время родов…
— Я думала, что они поют песни.
— Понимаешь, малыш, они ведь кричат на родном языке, на диалекте той местности, где родились. Значит, ты будешь кричать «Мамочка» по-рязански.
Критиковать и злобствовать всегда легче. Выдвинуть разумную программу действий — значительно труднее.
— У вас болят почки?
— Нет.
— Жаль. Очень жаль. Потому что этот отвар очень помогает при больных почках.
Где-то далеко, где-то далеко
Идут грибные дожди.
Прямо у реки, в маленьком саду
Созрели вишни, наклонясь до земли.
Где-то далеко, в памяти моей,
Сейчас, как в детстве, тепло,
Хоть память укрыта
Такими большими снегами.
Знаете, меня научили спорить лишь с теми, кому можно верить до конца.
Фанатизм никогда не даст окончательной победы. Фанатики могут победить – на первых порах. Они никогда не удержат победы, потому что они устанут от самих себя.
Как только где-нибудь вместо слова «здравствуйте» произнесут «хайль» в чей-то персональный адрес, знайте: там нас ждут, оттуда мы начнем свое великое возрождение.
— Ненавижу женщин.
— Почему? За что вы нас так ненавидите?
— Женщины хуже злодеев. Там, по крайней мере, все ясно. А женщина сначала патоку разведет, а потом скрутит тебя, да еще обманет с твоим другом, если у тебя силенок поубавилось.
— Ха-ха… вам жена наставила рога! … ха-ха-ха-ха…
— Хотите, сыграем в шахматы?
— Габи, как шахматный партнёр вы меня не интересуете.
Не падайте в обморок, но мы все под колпаком у Мюллера.
— Так они могут опознать только рейхсфюрера. Ваша форма их сбивает.
— Какая форма?
— Ваша генеральская форма.
— Ничего, не собьёт. Что мне, голым, что ли, сидеть здесь?!
Те, кому я беспрекословно верю, открыто говорят друг с другом о трагизме положения, о тупости наших военных, о кретинизме Риббентропа, о болване Геринге, о том страшном, что ждет нас всех, если русские ворвутся в Берлин… А Штирлиц отвечает: «Ерунда, все хорошо, дела развиваются нормально».
Без прошлого нет будущего.
Когда о нас, математиках, говорят как о сухарях — это ложь! В любви я — Эйнштейн!
Очень легко советовать другим — будь честным. А поодиночке каждый старается свою нечестность вывернуть честностью.
Смерть от жизни отличается двумя факторами: объемом и движением. Живой обитает в закрытом помещении значительно большем, чем гроб, и имеет возможность это помещение, называемое домом, семейным очагом, клиникой для душевнобольных, бардаком, парламентом, время от времени покидать или, наоборот, посещать. Вся разница.
