159 красивых цитат про космос

Космос был советской религией, разумеется. Космонавты были, конечно же, богами или ангелами. А теперь у нас там сад и огород. Но есть надежда, что в принципе это своего рода Ноев ковчег, где лежат семена науки, техники и всего остального. И потом, если их правильно как-нибудь посеять, то взрастет опять наука, а не просто какие-нибудь бегонии или какая-нибудь там картошка. В принципе картошка тоже нужна, но космос-то круче.

В космос. В космос всем! Быстро в космос собрались, рюкзаки собрали! Полетели! В космос.

Кто-то сказал, что астрономия прививает смирение и воспитывает характер. Наверное, нет лучшего доказательства глупости человеческого тщеславия, чем этот далёкий образ нашего крошечного мира. Для меня, он подчёркивает нашу обязанность быть добрее друг с другом, беречь и лелеять бледно-голубую точку — единственный дом, который мы когда-либо знали.

Илон Макс представил свой многоразовый корабль, рассчитанный на сто человек. То есть одновременно в космос могут полететь сто человек, а глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин прокомментировал презентацию Space Ship и сказал, что он «не впечатлен». Мол, неинтересно. Дословно: «Смотрел презентацию, не впечатляет». Ну, конечно же, не впечатлило! Поскольку чем вообще Илон Макс может впечатлить господина Рогозина? Создал какую-то многофункциональную ракету… Сопляк, щенок! Вот если бы Илон Макс мог для каждого запуска брать у государства огромные миллиарды, а запуски при этом не совершать, то господин Рогозин его бы, конечно, похвалил. А если бы он ещё взял деньги на строительство космодрома и, разумеется, ничего бы не построил, тогда бы господин Рогозин сказал: «Вот, Илон молодец! С него нужно брать пример!»

Американцев на Луну доставят «русские хакеры». Они, как известно, могут все.

Это возмутительно! Если коровы станут летать, то мне в космосе делать нечего!

Космос — последний рубеж. Это путешествие звездолёта «Энтерпрайз». Его новая пятилетняя миссия: исследователь странные новые миры, искать новые формы жизни и новые цивилизации. Смело идти туда, где не ступала нога человека.

Это космос. Много световых лет разделяют нас от него. Световые года измеряются не в днях или месяцах, а километрах. Это вполне логично, но я до конца еще не все понимаю. А это Млечный путь. Он состоит из большого количества звезд и астромических… астрических, астромонических… Одно из самых интересных созвездий — «Урса Мейджор», что в переводе с латыни — Большая Медведица. Оно было так названо, потому что однажды капризный бог Зевс захотел переспать с женщиной, на которой он не был женат. Вот все, что я хотела рассказать о космосе.

Космос не дружелюбен.

Мой брат всю жизнь мечтал стать космонавтом, а я мечтал стать доктором и вылечить его.

— Я облюю тебя.
— По-моему, эти штуковины надежны.
— Не лей бальзам на раны. Одна трещинка, и через тринадцать секунд вскипает кровь. А вдруг на Солнце вспышка? Нас в кресле живьём зажарит. А если случайно подхватишь андорианский лишай? Что ты начнешь говорить, когда из глаз потечет кровь? Космос – это риск и болезнь во мраке и тишине.
— Нерадостные новости: Звёздный Флот действует именно в космосе.
— У меня жена отобрала всё на этой проклятой планете после развода. Кости вот оставила.
— Джим Кирк.
— МакКой, Леонард МакКой.

Вся космическая программа Америки — это попытка попасть в Индию при помощи новых технологий. Опять ничего не получилось. Высадились на Луне — флаг воткнули. Вот это любимая американская штука — флаг воткнуть. Вот кому флаг? Там никого нет. Там вакуум. Кому вы воткнули флаг? Я к тому, что возможно, есть инопланетные жизни, которые прилетают к нам сюда на планету, оставляют круги на полях для того, чтобы мы развивались как-то. А эти просто флаг воткнули. Мне кажется, где-то в другой галактике есть Центр по изучению американского флага. Там стоят гуманоиды и думают: это что за хрень вообще? И тут им приходит сообщение — «Мир. Ленин. СССР», которое мы в 1962 году отправили, потому что русские, конечно, знатное говно в космос слали. «Мир. Ленин. СССР». Самое страшное, что это говно куда-то летит, оно преодолело 52 световых года уже, оно где-то у созвездия Весов. Возможно, поэтому Ленина и не хоронят. За ним скоро прилетят.

Юра, мы всё проеХали!!

Не будет ли наивным, право, полагать, что в целом космосе
единственно на узенькой полоске между небом и Землёй
вся уместилась его жизнь?!

Видишь, звездный посыпался снег?
разговор начался со Вселенной:
так любовь появилась на свет
восходящей богиней из пены. перемены родились за ней,
и измены, и сердце на части —
а за ними родилось вослед
представленье о подлинном счастье. и теперь, покидая свой дом,
устремляясь к созвездиям млечным,
позабыли влюбленные долг
возвращаться на землю под вечер… — так, мелодия дальних планет,
что звучит в беспредельном и в малом,
все мечты оживила во мне
и признаньем в любви отозвалась.

Мне стихи мои подскажут
Сотни слов простых и важных,
Они истину укажут
И помогут видеть пряжу… Путь-дорога станет ясной,
И откроются секреты.
В этой вечности прекрасной
Каждый миг — детёныш света. Я лечу частицей неба,Воздух сны мои щекочет…
Я не знаю, кто и где я, —
Нечто между днём и ночью. Во вселенной неразлучной,
Бесконечной и единой
Я — лишь нота, я — попутчик,
Но… я часть великой силы…

Для полёта в космос искали горячие сердца, быстрый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность. Хотели, чтобы будущий космонавт мог ориентироваться и не теряться в сложной обстановке полёта, мгновенно откликаться на её изменения и принимать во всех случаях только самые верные решения.

«Придёт время, и наши космонавты привезут с Луны на Землю образцы тамошней породы», — писали мы в боевом листке.
Мы страстно верили, что человек проникнет в космос, с огромной скоростью облетит вокруг Земли, а затем придёт пора волнующих стартов — к Луне, к Марсу, к Венере…

Когда в своих «Марсианских хрониках» Рэй Брэдбери наделил Марс дождем и пригодной для жизни атмосферой, пуристы от научной фантастики ворчали: такого просто быть не может. В предыдущем столетии астрономы – и писатели, подобные Герберту Уэллсу, которые заимствовали кое-что из их трудов, стремясь придать научно-фантастическому жанру соблазнительную достоверность, – считали Марс похожим на Землю. Уж если и возможна жизнь на другой планете, полагали они, то, скорее всего, именно там. Но к середине 50-х годов XX века, когда были изданы «Марсианские хроники», оценивать шансы на это стали иначе. Ученые сочли: климат на Марсе удушающе засушлив и невероятно суров, да и слишком холоден для дождя.
Брэдбери вовсе не старался соответствовать актуальным научным воззрениям. На любой планете его гораздо больше интересовали человеческие судьбы. Он создал еще и дождливую Венеру, но вовсе не потому, что тогдашние ученые считали ее болотом галактики. Брэдбери просто любил дождь, который был, как любимый шерстяной свитер, созвучен его печали.

Выйди в тамбур рук ее березовых и сойди с него в ближайший космос.