Цитаты Александра Маринина

— Подавляющее большинство ваших читателей — женщины. Вы не пытаетесь завоевать мужскую аудиторию?
— Да я не завоевываю ничего и никого! Сама я женщина, мой стиль изложения и мои мысли ближе женщинам — у них мозги устроены примерно так же. А мужчинам интереснее драйв, экстрим, движение, погони — то, чего в моих книгах нет и в помине. Потом, мужчины в принципе читают меньше, у них другой способ проведения досуга, интеллектуального отдыха (улыбается). Да и странно было бы, если бы у написанных женщиной книг основная аудитория была мужская. Так что все в порядке, иначе и не бывает. У Агаты Кристи, например, очень много читателей-мужчин, но женщин все равно гораздо больше.

— Что такое свобода?
— Это возможность принимать решения, исходя из представления о том, как было бы лучше для меня и моих близких. Это возможность делать то, что я сама считаю разумным и правильным, а не то, что велено кем-то сверху. Разумеется, моя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека, и эти рамки я вижу очень отчетливо и соблюдаю свято. А поскольку территорию свободы других людей я априори считаю очень большой, то эти рамки постепенно сужают мое собственное пространство маневра. Так что моя свобода — маленькая такая, узенькая, тесная, как чулан, в котором не повернуться. Но всё равно это мой чулан, и в нем всё устроено так, как мне нравится. Это моя маленькая свобода.

— Что такое дружба?
— Это любовь без сексуальной составляющей. Есть некая композиция взаимоотношений двух человек. Если к ней прибавить сексуальный компонент, то получится идеальное супружество. А без него как раз и будет дружба.

— Что определяет творческий успех?
— Не знаю. Это штука малопредсказуемая, в ней никто ничего на самом деле не понимает. Но есть одна составляющая, обязательная, без которой успеха точно не будет: это искренность. Если ты делаешь то, что тебе действительно интересно и доставляет удовольствие, то шанс на успех есть. Без этого ничего не получится, даже если ты безумно талантлив.

— Что если самой написать сценарий по своему роману?
— А кто меня этому учил? Существует какое-то странное заблуждение, что можно прийти, простите меня, с улицы, сесть и навалять сценарий. Писать сценарий – это ремесло, которому надо учиться. Вот писать книги – это не ремесло. Написать книгу можно в любом стиле, не соблюдая никаких рамок. И если в ней есть что-то такое, что затронет хотя бы десять человек на свете, уже хорошо. У книги нет формата, у сценария формат есть. Там есть жесткие правила, которые надо точно знать и надо уметь их выполнять.

Ну не может человек решить стать писателем, так же, как он не может решить стать гением! Это глупо: ты или родился с этим, или не родился. Как можно решить стать композитором, если у тебя нет слуха?

Никто не должен знать, как ей больно. Никому она не может рассказать, что после разрыва с Олегом стала любить своего мужа во сто крат сильнее, чем прежде, и каждый его визит к любовнице для Любы пытка нечеловеческая, боль огненная, выжигающая все внутри. Если бы у души были мышцы, Люба сказала бы, что эти мышцы сводит судорогой.

Успех сильнее любого наркотика.

Pнаешь, чем жизнь отличается от театра? В театре главный герой больше всех остальных говорит и делает, больше времени на сцене проводит. А в жизни почти всегда главным оказывается тот, кто молчит, ничего не делает и стоит в сторонке, прячется в тени.

Человек одевается так, как себя ощущает. Но если человек искренен, то он и ведет себя так, как себя ощущает, то есть одежда в норме должна соответствовать поведению. А если они друг другу не соответствуют, меня это царапает, как будто я столкнулась с прямой ложью или коварством.

Из идентичности опыта не извлечешь, опыт извлекается только из различий.

Вечерняя Москва – это не ночная Москва, это совсем-совсем другой город, и его Элеонора Николаевна Лозинцева тоже любила, уже за одно то любила, что он совсем не был похож ни на город утренний, сонный и свежий, ни на дневной, суетливый и бестолковый. В вечерней Москве не было бестолковости, в ней все было расписано и четко, все слои двигались в понятном порядке и в прогнозируемом направлении. Из театров. Из ресторанов. В ночные клубы и казино. Со свиданий. В бордели. Из гостей. На тусовки, как богемные, так и полукриминальные. <...> Вечером здесь образуется особый мир, свой, непонятный и загадочный, мир наркоманов и тех, кто хочет быть на них похожими, мир молодых людей, которые сидят исключительно на спинках скамеек, поставив ноги на сиденья, мир девушек с выбеленными лицами и вычерненными волосами и молодых людей, с делано деловитым видом переходящих от одной компании к другой и создающих самим себе иллюзию занятости, нужности и вообще активности. Мир этот источал опасность, и если в семь-восемь вечера эта опасность еле-еле витала в воздухе, то к десяти-одиннадцати часам она сгущалась в атмосфере и становилась похожа на кисель, сквозь который порой было трудно пройти.

Его зеленовато-коричневые глаза могут смотреть серьезно, ехидно, насмешливо, с откровенной издевкой, с нежной заботой. Но того настоящего мужского взгляда, от которого опускаются руки и в голове мутится, у Чистякова не было. Может быть, поэтому Настя и любила его, своего рыжего гения математики. Больше всего она терпеть не могла самцов – мужчин, уверенных в том, что их сексуальная притягательность помогает властвовать над женщинами, подчинять их своей воле. Мужчин, уверенных в том, что предназначение женщины – испытывать оргазм и производить потомство и подчиняться она должна тому мужчине, который помогает или позволяет ей свое предназначение исполнять.

… душевный комфорт – это единственная истинная цель любого человека, все, что люди делают, они делают только ради него и во имя него.

Как обычно, сработал закон подлости: если время рассчитано впритык – непременно застрянешь в плотном потоке и опоздаешь, а если выезжаешь загодя, с расчетом на пробки, почему-то всюду проезжаешь свободно и прибываешь к месту назначения раньше времени.

… Удача — она ведь женского рода. Изменчива и непостоянна. Так и должно быть.

Женя знал, что иногда люди, которые хотят, чтобы о них поменьше знали и не лезли к ним с расспросами, напускают на себя таинственность, вроде как они из милиции или из органов безопасности.

Правда – штука тонкая, с ней надо аккуратно обращаться, а то как сказанешь, пусть и правду, но такими словами и таким тоном, что лучше бы уж сразу убил, чем такое говорить.

Непонимание порождает стремление применить силу, ударить, разрушить, убить. Умственная и душевная глухота порождают только злобу и тупое насилие.

Не зря в какой-то умной книге я прочел, что больше всего в выдуманных (литературных и кинематографических) персонажах нас раздражают те недостатки, которые присущи нам самим, но в наличии которых мы не желаем себе признаваться.