Цитаты Владислав Николаевич Листьев

Блеф, что кино умирает. Оно умирает в глазах тех, кто не умеет делать кино. Эти люди на самом деле чаще всего говорят, какое кино они будут делать, а делают те, кто делает кино. И классные актёрские работы делают те, кто классные актёры. И фильмы классные снимают те, кто классные режиссёры и операторы. И сценарии пишут те, кто классные сценаристы. Но все они могут быть классными. Поэтому давайте не обижаться. Давайте смотреть правде в глаза. Есть очень хорошие, есть нормальные и есть не очень хорошие актёры, режиссёры, сценаристы и фильмы, как это не парадоксально. Так что время всё расставляет на свои места. Праздники — праздникам, будни — будням, призы — призёрам.

Самое главное в каждой программе, как мне кажется, это всё-таки человек. Это взаимоотношения между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми. Это будущее наших детей, это наша личная и социальная жизнь. Это то, что волнует нас сегодня и то, о чём мы говорим, приходя домой с работы или даже на работе.

— Как определяется грань? Что становится классикой, а что нет? <...>
— Кукольник писал: «Пока живёт поэзия Кукольника, поэзия не умрёт». Где Кукольник? Нету. Если вы можете узнать с первых трёх строчек, что это Пушкин, а это Фет, а это Лермонтов… Это Бах, а это Прокофьев.
— А это Таривердиев…
— Таривердиева оставим в покое. Пока он не помер, оставим в покое… Если вы можете узнать, это тоже входит в комплект. Вы должны узнавать музыку. Тогда это композитор, потому что иначе это автор. Один из многих.

Если провести параллель от мелкого проступка, то есть, например, на тебя нападают вне зависимости от национальности кто, всё равно ты кричишь «Милиция!» Милиция в данном случае как проявление государственной силы для поддержания порядка. Если взять когда нападают и целая республика становится источником опасности, причём финансовой опасности, бандитской опасности и так далее, то здесь государство должно проявить абсолютно жёсткую волю.

— Какой фильм, с вашей точки зрения, наиболее правдиво показывающий войну? Или нельзя говорить о художественных фильмах как о самых правдивых фильмах, потому что война многолика и многообразна?
— … Лучший фильм о войне — это всё-таки фильм Сергея Фёдоровича Бондрачука — «Судьба человека». Мне кажется, это настолько объёмно, настолько полифонично. И дело даже не только в широте объятий судьбы человеческой, а дело в той огромной силе оптимизма. Какие страдания человек испытал… Немыслимые, нечеловеческие. Я помню, когда я вышел из кинотеатра, мне вдруг хотелось кидаться работать, что-то делать. Что-то надо делать. И это то, что сегодня, как мне кажется, не хватает нашим фильмам.

— Ваше мнение об интеллигенции за последний год?
— Единственное, что я могу сказать, — это неизбывное. Это явление нельзя избыть в русской жизни. И если чуть-чуть отодвинуться от московских, так сказать, политических тусовок и попасть в Торжок или Кострому — вы увидите русскую интеллигенцию. Совершенно неистребимое племя. Притом что это необязательно аристократы по происхождению или дворяне. <...> Я убеждён, что быть интеллигентом — это можно воспитать. Я убеждён, что с детства можно ограничивать ребёнка от хамства, в том числе и от собственного. Это гораздо проще проявлять, не нужно труда.

— Умение женщины найти место в жизни зависит от удачи, от судьбы или от каких-то действий самого человека, самой женщины?
— … Женщина вообще-то сама выбирает. И стечение обстоятельств. Не случай. Я не верю в случайность. Я верю, что всё идёт оттуда, всё идёт свыше.

— Что вы любите в мужчинах больше всего?
— Ум и великодушие. Хорошее качество мужское.
— Можно быть умным, но при этом оставаться занудой, например, или иметь абсолютно скользкий характер. Что такое ум?
— Интеллект. Я не говорю, что мне очень нравятся мужчины, умные от природы, сохие. <...> Мне кажется, если человек умён, он умеет делать всё в этой жизни.

— Это, наверное, мужчины придумали. Потому что никто ведь не скажет из мужчин про свою спутницу жизни — «Плохонькая, но моя». А вот для женщин говорят: «Ну пусть плохонький, но для неё».
— Это так внедрено в наше сознание. Вот так положено — чтобы у женщины рядом был обязательно мужчина, какой-никакой. Я считаю, что какой-никакой не надо, лучше тогда вообще не надо.

— Какой круг вы считаете своим? Кто в этот круг входит?
— В этот круг входят простодушные люди разных совершенно специальностей. Учёные, технари, литераторы. Артистов минимум. <...> Есть люди, которые смотрят на тебя, а сами видят свою селезёнку в этот момент, а есть люди, которые смотрят в мир, и их я люблю.

Откуда взять демократов-то в стране? Ну вот откуда? Как само понятие, оно очень привлекательно, и очень многие люди потянулись к нему, желая даже внутренне измениться. Но измениться они не могут, и тем более, когда начинают руководить, вы посмотрите, как разросся аппарат в правительстве, разросся аппарат у президента. В ЦК КПСС, в политбюро не было такого аппарата, по количеству даже людей, по дублированию функций и так далее, министерств, отделов и так далее. Люди те же самые, которые сидели на Старой площади, большинство и сидит на Старой площади. Они-то и не собирались быть демократами, они выполняют свою роль.

Журналистика — это ремесло. Я не творец, я ремесленник с элементами творчества. И если это я понимаю, то тогда у меня нет комплекса по поводу того, что после меня останется. У меня комплекс — то, что я делаю в данный момент, но комплекс хороший, я должен делать хорошие вещи на данном этапе.

Почему я люблю прямой эфир? Потому что это жизнь. Потому что те вопросы, которые задаются, потом не вырежешь глаза человека, потому что ты не соврёшь в камеру. Камера раздевает. И самое интересное зрителям смотреть, как там [в глазах] что-то забегало. Что там в глазах? Есть жизнь, нет жизни? Будет врать, не будет врать?

— В своей обыденной жизни вы похожи на кота Матроскина?
— Кот Матроскин мне личность глубоко симпатичная. Он, пожалуй, первый серьёзный российский предприниматель. И многое в наших экономических перестроечных новациях началось, конечно, с него. Он первым стал опираться на свои собственные силы, не впадая, скажем, в радикализм Ким Ир Сена.
— Но тогда можно и почтальона Печкина использовать как прообраз КГБшника.

— Скажите, интриганство в актёрской среде, это, наверное, для вас особенно актуально?
— … Меня очень любили, когда я не работала, не снималась. Меня очень жалели, любили, было много друзей. Странная вещь. Но когда пришёл успех, те же люди, которые в общем-то недоумевали, почему актриса, которая может что-то делать, не работает. В самые лучшие годы, когда не страшно приближение камеры, когда «всё могу». Когда в пике сила, энергия, лицо… когда нет ножниц, я не снималась. И все недоумевали. А потом те же люди, которые недоумевали, когда я много стала работать, начали говорить: «Что-то тебя много стало. Мелькаешь, мелькаешь…» Это, конечно, больно.