Искусство в том и состоит, чтобы не помнить о приличиях. Если вы начинаете с барабанов, надо кончать динамитом или тротилом.
Цитаты из книги «Тропик рака»
Бабу с такой роскошной жопой нельзя забыть. Это как спать с памятником!
У нее был немецкий рот, французские уши и русская задница. ***а — интернациональная.
В секунде оргазма сосредоточен весь мир.
Нам не нужны гении — гении мертвы. Вместо немочи и бесплотных призраков нам нужны сильные руки с мясом на костях…
А когда в Париж приходит весна, даже самый жалкий из его обитателей должен чувствовать, что он живет в раю.
Я начал разыгрывать из себя полного кретина, что здесь очень ценилось. Иногда я подходил к старшему корректору и, чтобы польстить ему, спрашивал значение того или другого слова. Мое единственное несчастье состояло в том, что я знал слишком много. Это вылезало наружу, несмотря на все мои старания.
В Америке человек думает только о том, как ему стать президентом Соединенных Штатов. Там каждый – потенциальный президент. Здесь каждый – потенциальный нуль, и если вы становитесь чем-нибудь или кем-нибудь, это чистая случайность, чудо. Здесь тысяча шансов против одного, что вы никогда не выберетесь из родной деревни. Тысяча шансов против одного, что вам оторвет ноги или вы останетесь без глаз. Впрочем, может случиться чудо, и тогда вы будете генералом или вице-адмиралом. Выходит, что все шансы здесь – против вас, но то, что у вас почти нет надежд, делает жизнь особенно приятной.
Мужчины и женщины слетаются, точно стаи ворон над вонючим трупом, спариваются и снова разлетаются. Коршуны падают с неба, точно тяжелые камни. Клювы и когти — вот что мы такое. Большой пищеварительный аппарат, снабженный насосом, чтобы вынюхивать падаль. Вперёд! Вперёд без сожаления, без сострадания, без любви, без прощения. Не проси пощады и сам никого не щади. Твоё дело — производить.
Он слышит рев собственного голоса, когда остальные слышат писк.
А его ум? Это — театр, где искусный актер играет сразу все роли. Молдорф разнообразно и точно играет клоуна, жонглера, акробата, священника, сладострастника, жулика. Театр для него слишком мал. Он взрывает его динамитом. Публика наэлектризована. Он добивает её.
На периферии духа человек гол, точно дикарь.
Конюху, убирающему навоз, кажется, что нет ничего страшнее, чем мир без лошади. Любая попытка объяснить ему, как безобразно существование человека, всю жизнь сгребающего горячее дерьмо, — идиотизм.
Я — человек, который хотел бы прожить героическую жизнь и сделать мир более сносным — с моей точки зрения. И если мне случается иногда в минуту слабости или расслабленности дать выход своим эмоциям,— бывает, что без этого не обойтись! — жгучей ярости, застывшей в словах, страстной мечте, запечатленной в поэтических образах,— что ж, относитесь к этому как хотите… но оставьте меня в покое!..
И чем трусливее человек, тем большим геройством окрашены его поступки.
Он часто оскорбляет меня своей грубостью, а потом уничтожает вежливостью. Он может болтать, пока вы не начнете задыхаться, а потом сделаться тихим, как Иордан.
Всё возвращается на круги своя. В этой жизни нет ничего, что могло бы заинтересовать человечество больше чем на 24 часа.
Идеи должны побуждать к действию, но если в них нет жизненной энергии, нет сексуального заряда, то не может быть и действия.
Никто из нас не целен сам по себе, но каждый носит в себе материки, и моря между материками, и птиц в небе.
В то время еще ничего ужасного со мной не случилось, хотя я уже знал, что значит быть бездомным и голодным и что значит бегать от полиции.
Непогода будет продолжаться, говорит он. Нас ждут неслыханные потрясения, неслыханные убийства, неслыханное отчаяние. Ни малейшего улучшения погоды нигде не предвидится. Рак времени продолжает разъедать нас. Все наши герои или уже прикончили себя, или занимаются этим сейчас. Следовательно, настоящий герой — это вовсе не Время, это Отсутствие времени. Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен. Погода не переменится.
