241 красивая цитата про стыд

Изучение Руси со всех сторон, во всех отношениях, по мнению моему, не должно быть чуждо и постыдно русскому.

Прежде девушки краснели, когда их стыдили; а нынче стыдятся, когда краснеют.

Когда человеку действительно стыдно того, что он сделал, он говорит, что это было его долгом.

Вдали от дома нечего стыдиться. Давай выйдем на сцену и опозоримся. Вместе.

Я, конечно, вам сочувствую, как женщина женщине, но ведете вы себя просто аморально!

А от мира, от Вселенной, от всего «прочего» они отвернуты и signum этого, закон этого, орудие этого, «ворота» и «замок» сей священной обители, и есть «стыд». — «Стыдно всех» — кроме «мужа»; то есть не касайся, — даже взглядом, даже мыслью, даже самым «представлением» и «понятием» — того, к чему ты, и каждый другой, и все прочие люди, весь свет — не имеете отношения: потому что это принадлежит моему мужу, и в целой Вселенной только ему одному. <...> Вообще семья — «страшное». В «черте», в магической черте, которую вокруг неё провёл Бог. Таким образом, «стыд» есть «разграничение». Это — «заборы» между семьями, без которых они обращаются в улицу, в толпу, а брак — в проституцию. То есть нашу, — уличную и торговую. Так называемая в древности «священная проституция», наоборот, и была первым выделением из дикого беспорядочного общения полов нашего «священного брака», «церковного брака», «непременно церковного». Без «священной проституции» невозможно было бы возникновение цивилизации, так как цивилизация невозможна без семьи. Внесение «священства» в «проституцию» и было первым лучом пролития «религии» в «семью». Уже тем, что она была именно «священная», она отделилась от «обыкновенной» проституции и затем продолжала все «отделяться» и «удаляться», суживаясь во времени и лицах, пока перешла сперва в «много-женный» и «много-мужний» (полиандрия) брак и, наконец, в наш «единоличный церковный брак». «Измены» в нашем браке суть атавизм полигамии и полиандрии.
«Стыд» и есть «я не проститутка», «я не проститут». «Я — не для всех». Стыд есть орган брака. <...> Стыдом брак действует, отгораживается, защищается, отгоняет от себя прочь непричастных.

— У каждого — свой скелет в шкафу, как говорится. Поверь моему опыту, Харли, он может загнать тебя в гроб из страха и стыда. Но после того, как ты меня раскрыла, я освободился. Да, мне стыдно, меня, наверное, уволят, а больше у меня забирать нечего. И это вдохновляет меня делать то, что я всегда хотел, быть тем, кем всегда хотел.
— Тогда не буду мешать.
— Я серьезно, Харли. Правда ранит, но и исцеляет. Смотрю я на тебя, а ведь ты носишь в себе весь этот гнев, напряжение и страх… Твой скелет в шкафу тебя отравил. Но ничего, скоро я тебя исцелю.

В какой несгораемый шкаф Вы спрятали свой стыд?

В дальнейшем ты узнаешь, что каждому из нас есть чего стыдиться. Грехов, которые мы совершили.

— Без своего наркотика они беззащитны. Ты готов покончить с ними, друг мой?
— Да… Беззащитны…
— Точно! Они слабы, и мы наконец-то можем поразить их в самое сердце. Мои люди готовы.
— Они больше не под Нектаром. Они не станут нападать.
— Кто убил спьяну, останется убийцей, даже протрезвев по утру.
— Каждого из этих солдат ждёт дома мать!
— Их матерям должно быть стыдно!.. Шейн, выслушай меня. Я рассказал тебе лишь одну из сотен историй, в конце которых — смерть моего народа. Но сегодня мы узнаем вкус мести. Отведаем лишь немного — для своего успокоения. Прошу тебя, помоги моим солдатам вернуть свою страну.
— Хорошо… Но если мы отомстим ночью, кем мы будем поутру?
— Свободными людьми!

Стыд сковал меня по рукам. Если вы когда-нибудь испытывали это чувство, то знаете, как ощущения схожи с чувством скользящей по горлу улитки.

Сделка с совестью — всегда бесстыдна!

Стыд — не порок, порок бесстыдство!

Мне мучительно стыдно, но совесть не мучает.

Стыд из-за отсутствия совести — высшая форма морального самосознания!

Власть авторитетна, но не истинна. Власть делает то, что нужно, но не то, что полезно. Завтра может быть стыдно за то, что сегодня нужно.

И второй уже день
в сердце моем припрятано
горько-сладкое чувство собственного
ничтожества.
У моего душевного аккумулятора
сходит шестая кожица;
и под горлом разливаются стыд
и жжение,
мои флаги разорваны и приспущены.Любовь для меня — истинное унижение,
как стрелять в лежащего
и безоружного;
как красть у нищего и бездомного,
объедать голодного
и отринутого.
Мои флаги приспущены и разорваны,
а душа — вывернута.

Я смотрю сейчас на этих людей и мне стыдно, что я русский. Мне стыдно, что я живу в этой великой стране. Мы гимн поём, за сердце держимся, у нас там футболисты получают миллионы. В этой стране надо всё на год остановить, ничего не строить, не платить футболистам, не снимать идиотские фильмы, а просто вылечить людей, всех бомжей, блин, пристроить. И не надо вот этой показухи: «Мы — великая страна!» Мы позор вообще, мы позор планеты, когда вот такое происходит.

Лицо у нее стало алым — стыд, поначалу незаметный, как бутон, теперь был в полном цветении.

Стыд и совесть говорят разным языком и по разным поводам, но смысл того, что они говорят, один и тот же: это не добро, это недолжно, это недостойно. Такой смысл уже заключается в стыде; совесть прибавляет аналитическое пояснение: сделавши это недозволенное или недолжное, ты виновен во зле, грехе, в преступлении.