Всем, кто занимается охотой, надо посоветовать поставить себя на место тех животных, на которых они охотятся. Пусть они представят себе, каково это — умирать, чувствуя чудовищный страх, когда тебя настигает свора собак и людей с ружьями. У тебя никаких прав, никакой защиты, никакого выхода. Собаки набрасываются на тебя, и подоспевшие люди в тебя стреляют. Почувствуй эту адскую боль от вонзающихся в тебя клыков и пуль. А люди веселятся и радуются: твоя смерть — это для них развлечение.
69 красивых цитат про буддизм
Мы обрели это тело, чтобы ощутить сострадание к другим существам. Только ради этого стоит быть человеком. Иначе мы снаружи выглядим как люди, а внутри — гораздо хуже, чем животные. Именно поэтому в мире столько горя.
Никто нас не спасает, кроме нас самих, никто не вправе и никому не по силам сделать это. Мы сами должны пройти по пути, но слова Будды явственно укажут его.
Нет счастья, равного спокойствию.
Нет заблуждения большего, чем ненависть,
И нет ничего величественней терпения.
Поэтому я стремлюсь всегда и везде
Учиться терпению.
Счастье — это состояние ума. Радостное, уверенное, умиротворенное. Свободное при любых обстоятельствах.
Наши враги дают нам прекрасную возможность практиковать терпение, стойкость и сострадание.
Независимо от того, сколько денег, драгоценностей, недвижимости и тряпок мы накопили в течение этой жизни, в момент смерти всё это нам не пригодится.
Нет больше ни зла, ни добра,
И то и другое ушло,
Унеслось навсегда…
Доброта в своей сути также вредна как и зло. Различать их — значит не знать покоя. Покой — это то, что вне добра и вне зла, то, что разрушает и добродетель, и грех.
Буддизм — это духовный онанизм эгоцентризма.
Буддийская идея о цикличности времени, не берет ли свое начало в округлой форме гиппокампа, объединяющего импульсом признаки в цельные воспоминания? Если, моделируя историю мира, ты возвращаешься к тому, с чего начал, то не потому ли это, что твой мозг не бесконечен в пространстве? Может прикол буддизма в том, что повторение кальп – это путь нервных волокон, а в реале вселенная разлетится в пустоту, остынет и всё.
Представьте себе грандиозную химическую реакцию, бурлящий эксперимент без экспериментатора, на краю которого, время от времени материя сбирается в живых существ, которые в течение своего существования наблюдают происходящее.
Если Бог и есть, то что с этого? Он ведь вместе с нами в сансаре.
Если посмотреть на религии с точки зрения смерти, то буддизм говорит о механизмах невозможности умереть навсегда, а христианство говорит, что есть виновник этого торжества, и склоняет к тому, чтобы любить его и бояться.
— Все классики-гуманисты утверждали, что природа человека заключена в постоянном поиске счастья.
— Но есть закон Гаутамы, — сказал Дракула, — открытый двадцать пять веков назад. Когда никаких классиков-гуманистов еще в проекте не было. Он гласит: «любое движение ума, занятого поиском счастья, является страданием или становится его причиной».
Шёл от монастыря к монастырю, называл её имя. К концу дня в обители на горе Таку меня попросили подождать у двери – и пустая сеть моего сердца мигом отяжелела.
Сюда прибывает много паломников-иностранцев, крошками стоят перед исполинской статуей Будды, такими же малюсенькими уедут, останутся песчинками до конца своей жизни. А я прихожу к статуе и чувствую, что с каждым днём душой становлюсь больше, потому что каждый день для меня – это день знаний.
— … Я просто пытаюсь донести до тебя учение Будды о предназначении женщины.
– Какое тебе дело до женской участи?
– Ты заблуждаешься. Я – священнослужитель и обязан заглядывать в души людей. Согласен, это хлопотное занятие, но не менее полезное, чем ремесло купца, ткача, плотника или самурая. Оно существует, поскольку в нем есть потребность.
Оцу смягчилась:
– Ты прав, вероятно.
– Так уж случилось, что уже три тысячи лет священнослужители не ладят с женской половиной человечества. Буддизм учит, что женщина – это зло. Она – враг, посланец ада. Я потратил годы на то, чтобы изучить буддийские сутры, поэтому меня не удивляют наши постоянные ссоры с тобой.
– Почему твое священное писание считает женщин злом?
– Они обманывают мужчин.
– Разве мужчины не обманывают женщин?
– Но… Будда был мужчиной.
– Хочешь сказать, будь Будда женщиной, все было бы наоборот?
– Конечно нет! Как демон может стать Буддой?
– Такуан, это бессмыслица!
– Если бы религиозные учения основывались на здравом смысле, отпала бы нужда в пророках, их толкующих.
– Ты опять за свое, выворачиваешь все наизнанку в свою пользу.
– Типично женский ход! Зачем переходить на конкретного человека?
Оцу выпрямилась, не скрывая, что она безмерно устала от бесполезного разговора.
– Такуан, хватит! У меня нет настроения шутить.
– Умолкни, женщина!
– Да ведь это ты без умолку говоришь!
Такуан закрыл глаза, словно набираясь терпения.
– Позволь мне объяснить. Когда Будда был молод, он сидел под деревом Бодхи, а демоницы искушали его день и ночь. Вполне естественно, что женщин он считает исчадием зла, но, будучи безмерно милосердным, он под конец жизни все-таки принял несколько женщин в число своих учеников.
– От мудрости или по старческому слабоумию?
– Не богохульствуй! – строго остановил Такуан. – Не забывай, что мудрец Нагарджуна ненавидел, – я хочу сказать, боялся женщин не меньше, чем Будда. Но и он воздал хвалу четырем женщинам: послушной сестре, любящей супруге, хорошей матери и покорной служанке. Он не уставал хвалить их добродетели и советовал мужчинам брать их в жены.
– Послушные сестры, любящие супруги, хорошие матери, покорные служанки… Все, чтобы угождать мужчинам.
– Вполне естественно. В отличие от Японии, в древней Индии мужчин почитали больше, чем женщин. Я хотел бы, чтобы ты вняла совету Нагарджуны женщинам.
– Какому?
– Он говорил: женщина, избери спутником жизни не мужчину…
– Ерунда!
– Позволь договорить! Он говорил: женщина, избери спутником жизни истину.
Оцу недоуменно взглянула на Такуана.
– Не понимаешь? – всплеснул руками Такуан. – Избрать спутником жизни истину означает, что ты должна полюбить не простого смертного, а устремиться к вечному.
– Но, Такуан, – нетерпеливо перебила Оцу, – что такое истина?
Такуан бессильно опустил руки и уставился в землю.
– Давай подумаем, – произнес он. – Я сам не очень знаю.
Оцу рассмеялась, но Такуан не рассердился.
Нет привязанностей — нет страданий.
