Со мной бы попроще, а? Я же готов помочь. Пусть всем будет хорошо — и Родине, и Москве-столице, и всему прогрессивному человечеству. Только я тупой от рождения. Пока мне не объяснят, в чем дело, — не понимаю.
Цитаты Кирилл Максимов
Все женщины в мире делились для Коти на «баб» и «даму». Бабы — это все лица женского пола. Дама — это та баба, в которую он в данный момент влюблен.
Национальная идея… ха. Какая национальная идея у белых мышей в клетке? Кого пустят на опыты, кого на корм удаву, а кого оставят на размножение…
Волшебных палочек нет. Кончились.
Фантасты в чудеса верят ещё меньше, чем проститутки в любовь. Это я так подумал, когда пришли к Мельникову. Вот только проститутки — они в любовь верят. Тихонечко, никому не говоря, но верят. Мечтают, что есть что-то, кроме потных толстых мужиков, которым требуется секс за деньги. Мечтают и боятся в это поверить.
— Твоего сообщника мы тоже поймаем, — пригрозил полицейский. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Ага. Скажите, пан Кшиштоф, а если бы я был не из России — вы бы меня так же азартно ловили?
— Конечно, — возмутился Кшиштоф. — Это моя функция! Хотя, конечно, русских я не люблю.
— За что?
— А за все, что было!
— Странно, конечно, — сказал я. — У всей Европы друг с другом постоянно все было, только пыль летела. А не любят только нас…
Самое худшее, что только может придумать беглец, — это спрятаться. Единственное спасение беглеца — бег, прятки — не более чем детская забава.
Говорят, что от судьбы не уйдёшь. Правда, некоторые считают, что человек — сам творец своей судьбы. А вот я думаю, что все они правы. Человек — это и есть судьба. Всегда есть то, что ты можешь изменить. То, через что способен перешагнуть. А есть и то, что никогда не совершишь. На что не способен. Хоть о стену головой бейся.
Я сразу увидел Розу Белую — в длинном чёрном платье с декольте не по возрасту… Старушка благосклонно мне кивнула и что-то сообщила полной немолодой женщине, стоящей рядом… Декольте у неё было столь же вызывающее, но хоть чем-то оправданное. А вот светло-бирюзовый цвет платья ей явно посоветовал враг.
Мне вдруг вспомнилась песенка, которую любил слушать отец, про человека, который живёт в старом доме. Там ещё одно окно выходит в поле, другое в лес, а третье — на океан. Наверняка песенка про функционала-таможенника вроде меня. Вот только не помню, кто её пел. Кто-то из непрофессионалов, кажется, — то ли известный путешественник, то ли кулинар… Но пел на удивление хорошо, душевно, видимо, хобби у человека давнее. Надо будет найти и послушать.
И всё-таки поневоле унаследованный страх холодком елозил между лопатками. Что поделать — непоротое поколение до сих пор лежит поперёк лавки. Ждёт, пока для него розгу срежут.
Надо будет научиться готовить. А то у меня в репертуаре всего два блюда: яйца жареные и курица отварная. Можно подумать, что я испытываю личную неприязнь к несчастной птице и стараюсь уничтожать её вместе с потомством всеми возможными способами.
Это с какой силищей надо было ударить? Я с лёгким ужасом посмотрел на собственные руки. Так захочешь в носу поковыряться и полголовы оторвёшь…
Ты, конечно, человек хороший. Душил меня с выражением искренней печали на лице.
Куда приятнее играть в шпионов, чем в подпольщиков. Шпион работает в чужой стране, подпольщик — в своей, но оккупированной.
Недоговаривать, когда перед тобой единственный человек, способный тебе помочь, не просто нечестно – глупо.
Природу мы привыкли считать покорённой, ничуть не интересуясь её мнением.
Это было правдой. Но именно потому, что мы не боялись об этом говорить, эта правда доживала последние дни.
Ничто не ново под луной. Даже под чужой луной.
— Глупость несусветная, — сказал я. — Все эти громкие слова и красивые позы… «они не пройдут», «все-таки она вертится», «родина или смерть», «готов умереть за свои убеждения» — все это становится чушью, когда приходит настоящая смерть… Все это — для детей. И для взрослых, которые ими манипулируют…
Наталья одобрительно кивнула.
— Но она все-таки вертится, — сказал я. — Ведь так? Она вертится, а они не пройдут, родина остается родиной, даже если смерть становится смертью, и никто не готов умереть, но иногда проще умереть, чем предать…
И я понял, чего мне тут так сильно не хватало: нормальных людей. Безумная бабка по фамилии Белая, ее дебильная прислуга, убийцы в черном, даже Феликс, появившийся как чертик из коробочки, — все это были не люди, а персонажи театра абсурда. Такие же странные, как скребущее щупальцами по берегу чудовище или спешивший на рандеву с ним скоростной танк, только в человеческом облике.
А вот женщина, пьющая чай, была настоящей. Обычной. Самые обычные и банальные вещи — они-то как раз и есть настоящие. И даже эта мысль настоящая — потому что банальная донельзя.