Ночные улицы Нью-Йорка отражают распятие и смерть Христа. Когда они покрываются снегом и воцаряется совершенная тишина, из уродливых строений Нью-Йорка несется музыка такого черного отчаяния и несостоятельности, что от нее пробирает дрожь. Здесь ни один камень не клался с любовью или почитанием, ни одна улица не прокладывалась для танцев и веселья.
Цитаты из книги «Тропик Козерога»
Я бесцельно бреду в поисках прочной, надежной позиции, откуда я мог бы обозреть мою жизнь, но позади лишь путаница пересекающихся тропок, спутанных, бестолковых, как следы курицы, которой только что отрубили голову.
Это результат избыточно энтузиазма, страстного желания обнять человечество и показать, как ты его любишь. А мир, чем сильнее к нему тянешься, тем дальше пятится от тебя. Подлинная любовь, подлинная ненависть никому не нужны. Никто не желает, чтобы твоя рука копалась в священных внутренностях — это позволительно только жрецам во время жертвоприношения. Пока ты жив и в тебе течет теплая кровь, ты должен делать вид, будто нет под твоей плотью ни крови, ни костяка. По траве не ходить! — вот девиз человечества.
Мне следовало научиться жить с дерьмом, плавать как крыса в помойке — или утонуть.
А божеством станет каждый в особый час, когда всё, что есть, будет за пределами воображаемого.
Вот в этом вся беда: у тебя один секс на уме.
Самка редко смеется, но уж когда смеется, то это как извержение вулкана. Когда смеется самка, самцу лучше улепетнуть в надежное укрытие.
Нужно быть уничтоженным как человек, чтобы возродиться как личность.
Я жалел род человеческий за его глупость и недостаток воображения.
Вся система до такой степени прогнила, была так бесчеловечна и мерзка, неисправимо порочна и усложнена, что надо быть гением, чтобы ее хоть как-то упорядочить, уже не говоря о человечности или тепле.
Весь мир начинал раскручиваться как порнографическая лента на трагическую тему импотенции.
Дверь тела, если её распахнуть в мир, ведёт к уничтожению.
Как я убедился на горьком опыте, мир держится на сексуальных отношениях.
Можно обойтись без телефона, без автомобиля, без бомбардировщиков высокого класса — нельзя обойтись без новых людей.
Бывает, что со мной разговаривают, а я, покидая собственные башмаки, улетаю далеко-далеко, как растение, уносимое ветром, лишённое корней.
Хочу подыскать себе занятие, но не хочу быть колесиком инфернального процесса автоматизации.
Надо только писать, отказавшись от всего другого и не занимаясь больше ничем, только писать, и писать, и писать, даже если весь мир советует бросить и никто не верит в тебя.
Всякий, кто не приемлет жизнь полностью, кто ничего не добавляет к жизни, тот помогает наполнить мир смертью.
Она истерически липла ко мне, так что делать было нечего, пришлось согласиться.
Если ты готов смеяться вместе со всеми и плакать вместе со всеми, то должен быть готов умирать как они и жить как они. То есть умереть заживо, а зажить только после смерти.
