Нам следовало быть умнее шаха, одновременно могущественного и испуганного, умнее всех стен, и ловушек, и стражи, призванной охранять его. Нам следовало опрокинуть весь порядок, созданный, чтоб помешать нам.
Цитаты Анита Амирезвани
Да, Хадидже была рабыней, но в сердце своем она оставалась львицей.
Пери наделена фарром, царственным сиянием, столь непреодолимым, что и мужи откликались на него, словно подсолнухи, поворачивающиеся за солнцем.
Трудно сегодня быть узником, а завтра стать шахом.
Роза бессердечна, однако соловей поет о ней всю ночь.
Когда она бывала расстроена, то искала спасения в аккуратности.
Ты и не представляешь, как меняются дети. Они начинают жизнь, присоединенные к твоему телу, а вырастают в совершенных чужаков.
Сначала не было, а потом стало. Прежде Бога не было никого.
Некоторые люди, прощаясь, становятся холодными потому, что лишь так могут вынести разлуку.
Вы были словно львица там, где остальные тряслись от страха.
Если пинаешь верного пса, даже если он и провинился, то лучше брось ему потом кость. Иначе не удивляйся, когда он вонзит клыки тебе в горло.
Лучше быть невежей, чем трусом.
Она пришла к намерению столь ужасному, что обратило бы в бегство многих воинов, но она — она не отступит.
Насколько иная жизнь у цыганок; они по сравнению с нами словно птицы.
Она была вправе требовать власти; лишь алчность и страх других не дали ей достичь того величия, которого она заслуживала.
Человек, желающий преуспеть при дворе, не должен падать, когда земля сотрясается, потому что, когда она дрожит, вздымается и переворачивается, он разлетится на семьсот семьдесят семь кусков.
Труднее всего художнику воспроизвести то, что он легко и просто видит мысленно.
Люди любят обсуждать страдания других, совать пальцы в раны и облизывать, словно это мед. Но я не позволю им есть из моего улья.
Есть в мире справедливость, хотя и ходит она непредсказуемыми путями.
Мне казалось, что фарр древних царей проник в нее так глубоко, что наполнял ее сиянием. Некоторые сказали бы, что он в ее крови, но я знал, что он в каждой ее жилке, и сердце мое переполнялось гордостью.