Причёска у неё – абсолютная продавщица-парфюмерного-отдела-магазин-Вулворта-штат-Индиана-год 1950-й. Ну знаешь – такая миленькая, но дура дурой и скоро-скоро найдёт себе приличного мужа, чтоб в халупе больше не маяться. Зато платье – аэрофлотовская-стюардесса-начала-шестидесятых – ну знаете, тотально-скорбного синего цвета, который был фирменным знаком русских в прежние времена, пока они не начали мечтать о плейерах «Сони» и кепках для Политбюро от самого Ги Ляроша. А какой макияж! Натуральная Мэри Квант, 70-е; а вдобавок – маленькие полихлорвиниловые клипсы с цветочками-аппликациями – точно такие наклейки лепили на свои ванны голливудские геи, году этак в 1956-м. Ей удалось ухватить сам дух скорби – она была там самой навороченной. Никто даже рядом не стоял.
Цитаты Дуглас Коупленд
В наши дни адской мукой становится буквально все: свидания, работа, вечеринки, погода… Может, дело в том, что мы больше не верим в нашу планету? А может, нам обещали рай на земле и действительность не выдерживает конкуренции с мечтами?
А может, нас просто надули. Как знать, как знать…
Просыпайся — мир живет.
— Ты говоришь это каждый год. Может, хватит вам стричь купоны и притворяться малоимущими.
— Уж позволь это нам, родной. Нам нравится изображать бедняков.
Карен, когда я слышу твой голос – словно кто-то сыплет мне на сердце груду жемчуга. Вот так.
… Твой питомец тебя не любит, просто ты его кормишь.
Слишком ярко на небе. Солнце светит где попало и когда попало. Ночь вышла из моды.
— Только представь: эти мерзкие, некрасивые домишки будут стоять здесь и после нашей смерти.
— Ты вгоняешь меня в тоску, Роджер.
— Эти халупы лишь доказывают, как ограничены взгляды, как низки цели.
Я решил, что она заметила медведя или вытащила из сумочки пистолет. Обернувшись, я увидел, что она застыла на полушаге.
— Спорим, — сказала она, — что если мы вот так вот замрём и не будем двигаться и дышать, то сможем остановить время.
И так мы и стояли в глухой лесной чаще, застыв на полушаге, пытаясь остановить время.
У каждого в жизни бывает «тайный властелин», Энди, некто, обладающий, сам того не ведая, необъяснимой властью над тобой. Это может быть парень в шортах, подстригающий вашу лужайку, или женщина, выдающая вам книги в библиотеке, — едва знакомый человек, за которым вы бы последовали, если бы однажды, придя домой, обнаружили на автоответчике его послание: «Брось все. Я люблю тебя. Поехали вместе во Флориду».
Завтра — это не то место, где хочется оказаться, будущее — это не то место, в котором есть смысл побывать.
– Мы с папой все обсудили и решили, что ты должна знать…Рак? Банкротство? Я уже не знала, что и думать.
– Мы с твоим папой решили, что мы больше ни во что не верим.
– В каком смысле, не верите?
– В самом прямом.
– Господи, мама… ты звонишь мне в понедельник с утра, чтобы сообщить, что вы с папой ни во что не верите?!
– Да.
– Ни в бога, ни в церковь? Вообще ни во что?
– Вообще ни во что.
Помню, как строила в голове планы, каким образом не сойти с ума до старости. «Если ходить в кино хотя бы дважды в неделю: раз — в одиночку, второй — с подругой, то можно скоротать два вечера», «Не звони очень часто замужним подружкам, а не то распугаешь их своим отчаянием», «Не соглашайся быть крестной для детей слишком многих твоих подруг, или превратишься в старую деву из анекдотов», «Не пей больше трех рюмок в день: ты слишком любишь спиртное, так и спиться недолго».
ТВ и Интернет — прекрасные изобретения. Они не дают дуракам слишком часто бывать на людях.
Ты достойна любви, Ванесса. Но тебе придется рассечь свою грудь и подставить сердце свежему ветру, дать солнечным лучам обжечь его, а это чертовски страшно. Большинство людей делают это автоматически. Однако ты и я… мы этому противимся.
Жизнь студента-медика такова, что следующие десять лет виделись мы с Венди лишь когда она, измученная недосыпанием, всплывала глотнуть воздуха — красные глаза, мятая одежка и озабоченное лицо с сеточкой морщин у глаз. Пообедав с ней как-то раз, мы с Гамильтоном узнали об основных кошмарах медработника: тридцатишестичасовой рабочий день, склочные дежурные сестры и вредоносные бактерии, притаившиеся на каждом шагу.
Пэмми, туалет для мальчиков — не курилка для девочек.
Раньше я работал на одном месте до тех пор, пока было что осваивать. Потом все шло под откос: я приходил на работу не раньше полудня, спал под столом, наглел до предела. Ждал, пока меня уволят. Сейчас вспоминаю и удивляюсь: почему я не уволился сам?
Если кто-то из супружеской четы сногсшибательно красив, им надо молиться, чтобы родился мальчик, а не девочка, потому что девочка в конце концов будет не красавицей, а насмешкой природы.
История мертва, а живо то, что сегодня, сейчас. История завидует тому, что сегодня и сейчас, завидует живому.