Что делали с этим несчастным? Неважно! Льют потерял право на жалость, когда стал творить с беспомощными то, что превращает человека в раба, в скота, проклятье!..
Цитаты Илия Амирова
Какой из Ристана вышел бы сенатор! Или мим в уличном балагане, что нередко одно и то же.
Какой смысл посвящать столько времени размышлениям о родовой чести и прочих предрассудках, если в конце глупейшего копошения, зовущегося жизнью, тебя ждет копошение личинок на трупе…
Сильного человека станут слушать, предстань он перед Сенатом в рубище или вовсе голым, а губошлепа не украсят ни доспехи ветерана, ни тога с алой каймой.
Объявить себя вождем — просто, а попробуй достойно и умно отправлять обязанности правителя.
А что, если о Брене, его братишке Брене через века сложат такую же сказку? Где будет все — и предательство, и смерть, и война, и великая Любовь, но не будет правды, потому как кто ж ее знает, истину-то?
Нет и не было ничего общего у аристократа и варвара, вечных врагов и соперников. Это общее они должны строить — каждый день, каждый миг.
Нельзя вытравлять в себе веру, иначе ты проигрываешь, еще не вступая в бой.
Нельзя, чтобы знание о силе попадало в руки любого. Кто знает, как использует свою мощь тот, в ком нет понимания красоты мира?
Керла, конечно, жизнь не щадила. Два брата-предателя, да хонорами правил, да с имперцами и остерами разбирался — не мед хлебал. Только жизнь никого не щадила, а тварями не все стали.
Север и другие воины проклинали мирное время — на войне куда как проще. Здесь свои, там враги, барра, бей!
Что ты с ними нянькаешься, ворчал Райн, ты теперь — брат керла, можешь их всех казнить, понял? Брен даже испугался — неужели Райн и остальные лонги именно так поняли смысл происходящего? Астигаты получили высшую власть в Заречной, но это не значит, что Север сам стал законом! Своды и параграфы должны стоять над любым правителем, и казнить можно лишь за действительную вину, а не потому, что человек надоел брату керла…
Нет на свете вещи тяжелей, чем вера! Неверие гораздо проще пережить, ведь тогда земля не уйдет внезапно из-под ног.
Юний и Льют только потому могли свои мерзости творить, что посадили на сворку «псов», и те по указке убивали, били и насиловали. И не скажешь сразу, что страшнее – лютая злоба хозяина «скотного двора» или спокойная исполнительность пастухов.
Убить себя легко, это путь для труса и слабака… а Данет Ристан выживет, вот так вот! Выживет – и спляшет на ваших погребальных кострах.
В иные моменты человек всем своим существом чувствует, как мироздание встало на дыбы и вот-вот понесется во весь опор, и только от человека зависит, как повести себя в эту минуту. Можешь бросить повод и визжать от страха, зажмурив глаза, а можешь ухватиться за луку седла и постараться хотя бы не свалиться на землю.
Не вам, дурни, ответственность на себя брать! Вот она, цена власти.
«Вы делаете историю, мальчики», — говорил им с Ларом Максим. Делают, а как же — из такого дерьма, что и не рассказать. Но история, видно, только из дерьма и делается.
Что ж, опыт наживается ошибками, слезами, кровью — и погребальными кострами. Иначе никак, видимо. Так говорил отец, ставший вождем почти в тридцать. Так говорил и консул Максим, проигравший свое первое сражение в двадцать пять.
Вовремя совершенное предательство — просто предосторожность.