Мы все сиротеем на нашем пути,Закон расставаний царит над планетой.
Дай, Боже, нам в будущей жизни найти,
Кого потеряли мы в этой. За миром галактик и звёздных зарниц
Даруй нам, о Господи, с милыми встречу!
Ведь память о них не имеет границ
И голос любви нашей вечен.
Цитаты Владислава Крапивина
Это сколько же надо свечей внести
Под глухие беззвездные выси,
Чтоб в пустой равнодушной ничейности
Шевельнулись какие-то мысли…
Кто же виноват, что среди людей попадаются такие дзыкины? Они вредят, гадят, хапают. И не всегда по злости, а потому просто, что им наплевать на всех, кроме себя. И кроме таких же, как они.
— Может быть… Но, видишь ли, Серёжа, такие чудеса случаются раз в жизни. Не чаще. И надеяться на них не надо.
— Я понимаю, — тихо сказал Серёжа. — Ну и что же? Мне и одного хватит на всю жизнь.
— Тебе… А другим?
— Другим?
— Да. А как же… Ты сейчас рад, спокоен даже. А кто-то в этот миг зовет на помощь. Ты думаешь, всадники спешат и туда?
— А что же мне делать?
— Будь всадником сам. Не обязательно на коне и в шапке со звездой, не в этом главное.
И вообще — почему все так несправедливо? с какой стати все эти подлые события — на меня?! Неужели я хуже других?! Не воровал, гадостей никому не делал, о большом богатстве не помышлял, полезное дело затеял… За что же ты так меня, матушка-судьба?
Я слышал одну такую… теорию. Там… Сперва Великий Строитель создал ровное темное пространство. И вдруг в этом пространстве зашевелилась одна его часть и превратилась в злое существо. Чтобы разрушать то, что будет строиться дальше. Великий Строитель пустил в это существо стрелу, и на остром наконечнике стрелы зажглась искра. И вот эта искра сделалась нашим миром…
«А поскольку в искре горела идея уничтожения, то в мире до сих под достаточно боли и зла…» — подумалось мне.
… Теперь, когда мы снова вдвоем,
Закрыты пути беде.
И мы с Серёжкой вдоль моря бредем
По щиколотку в воде.
Газеты посмотрел. Все равно ничего нового. В Африке воюют, в Южной Америке воюют, в Италии вокзалы взрывают, в Ирландии по демонстрациям стреляют. Израиль опять лезет на всех и бомбит… Даже тошно. Телевизор смотришь – там тоже: бах, бах! Иногда думаешь: взрослые люди, а чем занимаются. Будто на земле другого дела нет, как друг друга стрелять и резать!
— Только одному люди не научатся никогда…
— Чему? — огорчился Барашек.
— Сделать так, чтобы, когда человек летает, мама за него не боялась…
Он умел быть спокойным.
Перед стартом он отдал ей золотой значок.
…Однажды, случайно заглянув в кают-компанию, Георгий увидел, как Снег достал и поставил перед собой маленький стереоснимок. Он смотрел на него не отрываясь. Молчал.
— Я убрал бы этот снимок навсегда, — сказал Георгий.
Александр взглянул на него не то с насмешкой, не то с удивлением.
— И думаешь, все забудется?
Он закрыл ладонью глаза и несколькими резкими штрихами карандаша с удивительной точностью набросал на листе картона черты девушки.
— Вот так.
— Города, которые предали своих детей, долго не живут.
— Даже если одного?
— Даже если одного, — тихо, но твердо сказал Пассажир.
— Подумаешь… — сказала тощая белобрысая девчонка. Когда нечего сказать, девчонки всегда говорят это слово.
В жизни на каждом шагу совпадения.
… Для счастья вовсе не обязательно к чему-то стремиться, о чем-то мечтать и хотеть чего-то нового…
— Палишь, не глядя в кого…
— Сгоряча не разглядел, что малой. Вижу, своим на нас кажет… Неужто насмерть? Вот грех-то на душу…
— Да нет, оцарапало малость, вот и обмер. Видать, первый раз в таком деле…
— Чего же они, басурманы, детишек-то на смертоубийство?
— Бывает такое… В герои рвался мальчик…
Заросшая узкоколейка -Путь из волшебной страны;
Тополя листики клейкие,Запах поздней весны.
Светкин пушистый локон
у твоего лица…Свет из знакомых окон,
Мамин голос с крыльца… Дождики босоногие…
Мяч футбольный в пыли… Это было у многих.
А многие сберегли?
Я тогда впервые подумал, что волосы у мертвых шевелятся так же, как у живых, будто не хотят согласится со смертью и живут сами по себе…
Ведь тот, кто любит читать про рыцарей, должен и сам быть великодушным, верно?
Мне нравилось глядеть на облака, потому что они были свободные. Никто не мог им ничего приказать. И ничего не мог с ними сделать. Ни ментухайские генералы, ни начальник спецшколы, ни сам Регент. И я хоть капельку, хоть чуть-чуть и на малое время, но все же впитывал в себя частички этой их свободы. И старался не думать больше ни о чем. Только про облака…
– Надо быть человеком – вот и вся Истина, – сказал я. – Понимаешь? Че-ло-ве-ком! А ты червяк! Сидишь в своей норе, и на всех тебе наплевать… Ну и сиди, пока не сдохнешь!