Украина − это «край казаков». <...> Украина всегда стремилась к свободе. l’Ukraine pays des Cosaques. <...> L’Ukraine a toujours aspiré à être libre.
Цитаты Вольтер
… и приобрел вскоре навык находить тысячу различий там, где другие видят лишь единообразие.
Против его дома жил некто Аримаз, человек, чья грубая физиономия носила отпечаток злой души.
Быть слишком наблюдательным порою весьма опасно.
Любимым быть — вот счастье мудреца.
Пленники и те, которые их пленили, — солдаты, матросы, черные, коричневые, белые, мулаты и, наконец, мой капитан — все были убиты; я лежала полумёртвая под этой грудой мертвецов. Подобные сцены происходили, как всем известно, на пространстве более трёхсот лье, но при этом никто не забывал пять раз в день помолиться, согласно установлению Магомета.
Не доказано, что риск – благородное дело, но благородное дело – это почти всегда риск.
Говорят, что при виде чужого горя люди чувствуют себя менее несчастными; по мнению Зороастра, дело тут не в себялюбии, а во внутренней потребности. К несчастному человека влечет в таких случаях сходство положений. Радость счастливца была бы оскорбительной, а двое несчастных — как два слабых деревца, которые, опираясь друг на друга, противостоят буре.
О Глупость, о беременная мать,
Во все века умела ты рождать.
— Как! У вас нет монахов, которые всех поучают, ссорятся друг с другом, управляют, строят козни и сжигают инакомыслящих?
— Смею надеяться, мы здесь не сумасшедшие, — сказал старец, — все мы придерживаемся одинаковых взглядов и не понимаем, что такое ваши монахи.
События в этом мире не всегда происходят так, как того желали бы наиболее разумные из людей.
Делать что-то нудно и долго – это неправильно. Наверняка есть способ сделать легче и быстрее.
Два раза в год нам дают только вот такие полотняные панталоны, и это вся наша одежда. Если на сахароварне у негра попадает палец в жернов, ему отрезают всю руку; если он вздумает убежать, ему отрубают ногу. Со мной случилось и то и другое. Вот цена, которую мы платим за то, чтобы у вас в Европе был сахар. А между тем, когда моя мать продала меня на Гвинейском берегу за десять патагонских монет, она мне сказала: «Дорогое мое дитя, благословляй наши фетиши, почитай их всегда, они принесут тебе счастье; ты удостоился чести стать рабом наших белых господ и вместе с тем одарил богатством своих родителей». Увы! Я не знаю, одарил ли я их богатством, но сам-то я счастья не нажил. Собаки, обезьяны, попугаи в тысячу раз счастливее, чем мы; голландские жрецы, которые обратили меня в свою веру, твердят мне каждое воскресенье, что все мы — потомки Адама, белые и черные. Я не силен в генеалогии, но если проповедники говорят правду, мы и впрямь все сродни друг другу. Но подумайте сами, можно ли так ужасно обращаться с собственными родственниками?
На свете нет ничего более длинного, ибо оно мера вечности, и нет ничего более короткого, ибо его не хватает на исполнение наших намерений; нет ничего медленнее для ожидающего, ничего более быстрого для вкушающего наслаждение; оно достигает бесконечности в великом и бесконечно длится в малом; люди пренебрегают им, а потеряв жалеют; все совершается во времени; оно уничтожает недостойное в памяти потомства и дарует бессмертие великому.
Милая моя, — сказал Кандид, — когда человек влюблен, ревнив и высечен инквизицией, он себя не помнит.
Лучше рискнуть и оправдать виновного, нежели осудить невиновного.
Сотни раз я хотела покончить с собой, но я все еще люблю жизнь. Эта нелепая слабость, может быть, один из самых роковых наших недостатков: ведь ничего не может быть глупее, чем желание беспрерывно нести ношу, которую хочется сбросить на землю; быть в ужасе от своего существования и влачить его; словом, ласкать пожирающую нас змею, пока она не изгложет нашего сердца.
Самолюбие — это надутый воздухом шар и если его проколоть из него вырываются бури.
Желчь делает человека раздражительным и больным, но без желчи человек не мог бы жить. Все на свете опасно — и все необходимо.
Разум — долговечное заблуждение.