Создатель трагических игрушек, предназначенных для взрослых.
Цитаты Андре Бретон
Я хочу, чтобы человек молчал, когда он перестает чувствовать.
Самый простой сюрреалистический акт состоит в том, чтобы, взяв в руки револьвер, выйти на улицу и наудачу, насколько это возможно, стрелять по толпе.
Я верю, что в будущем сон и реальность — эти два столь различных, по видимости, состояния — сольются в некую абсолютную реальность, в сюрреальность, если можно так выразиться. И я отправлюсь на её завоевание, будучи уверен, что не достигну своей цели.
Красота будет конвульсивной, или её не будет.
Все, что я любил когда-то, неважно, удалось мне это сохранить или нет, я буду любить всегда.
Милое воображение, за что я больше всего люблю тебя, так это за то, что ты ничего не прощаешь.
Нарисуйте себе на двери в сад мишень — и кто-нибудь в нее однажды выстрелит.
Однажды мне случилось спросить у бедняка, как тому живется; он отвечал: «Как мыло — таю потихоньку».
Венера, дама поистине очаровательная и приветливая, считается богинею Любви; Юнона же, отвратительная старуха, — хранительницей брака: и так уж повелось, что друг дружку они на дух не переносят.
Ежели, прогуливаясь по городу, понаблюдать за выражением людских лиц, то самые веселые обнаружатся, наверное, в катафалках.
Ставить проблему зла стоит только для того, чтобы покончить с идеей трансцендентного добра, диктующего человеку какие-то обязанности. Пока добро обременено обязанностями, характеристика зла будет иметь революционную ценность.
Запретных плодов не существует. Искушение — это и есть голос божества. Если ты испытываешь потребность сменить предмет любви, поставить на его место другой, значит, ты не достоин чистоты. Чистоты невинности. Если выбор был и впрямь свободным, сделавший его от него не откажется. Искать источник беды нужно только в одном — отсутствии свободы. Я отвергаю мотив привычки, пресыщения. Взаимная любовь, как я её себе представляю, — чудодейственная система зеркал, которые посылают мне в многообразных неожиданных ракурсах отражение моей любимой — облагороженной тем, что её окружает, обожествлённой моим желанием.
Нет ничего сомнительнее утверждения, будто после полового акта любовное желание партнеров обязательно слабеет, а если возвращается, то оба ощущают с каждым разом все более явное чувство неудовлетворения. Получается, чем полнее любовь реализуется, тем быстрее она умирает. Получается, после каждой вспышки света тяжелыми темными глыбами падает на землю ночь. Избранник перестает быть избранным, он вновь обретает обычный облик. А в один прекрасный день свет его гаснет совсем — оттого, что слишком ярко сиял. Высокий брачный полет, оказывается, сжигает партнеров, сжигает дотла; после чего каждый свободен для нового выбора и находит другое существо, опять таинственное и чарующее. Что может быть плачевнее такой концепции, нарушающей законы чувств? Получив широкое распространение, она являет собой, по сути, свидетельство прискорбного упадка современного мира. Согласно такой точке зрения, если бы Джульетта осталась жива, она перестала бы быть для Ромео Джульеттой!
Я не верю, что можно разбогатеть, не будучи жестокосердным: человек добросердечный никогда не сколотит состояния. Чтобы наживаться, надо подчинить себя целиком одной мысли, одной твердой непоколебимой цели — желанию накопить огромную кучу золота, а чтобы эта груда росла и росла, надо сделаться ростовщиком, мошенником, бездушным вымогателем и убийцей. Притеснять же преимущественно малых и слабых. А когда золотая гора навалена, то можно на нее залезть и, стоя на ее вершине с улыбкой на губах, обозревать юдоль обездоленных по вашей же милости.
Способность воссоздавать, многокрасочно воспринимать весь мир в одной личности — а именно это дает любовь — пучком лучей освещает движение человечества вперед. Каждый раз, когда человек любит, он тем самым открывает новую способность чувствовать — для всех других. Чтобы быть достойным других, он должен сам отдаться любви полностью.
Именно в детстве, в силу отсутствия всякого принуждения, перед человеком открывается возможность прожить несколько жизней одновременно, и он целиком погружается в эту иллюзию; он хочет, чтобы любая вещь давалась ему предельно легко, немедленно.