Цитаты Корней Иванович Чуковский

… Быть неоригинальным писателем — это быть мошенником. Талант посмотрит на любую вещь — и в каждой он найдет новую черту, новую сторону, старое чувство он перечувствует по-новому. Поэтому неталантливый писатель, который является в мир только для того, чтоб изложить в стихотворной форме прописи, — может сидеть и не рипаться. Гг. читатели знали это и до него. За прописи может и должен браться только талант. Пошлость и скука — скверные вещи — это мы станем выслушивать от Чехова, а если Митницкий возьмется пропагандировать те же вещи, то нам покажется, что он над нами смеётся, издевается. Ведь всё дело художника — побороть привычку. <...> Всё дело художника — заявить мне про известную знакомую вещь так, чтобы мне показалось, что я только первый раз встречаюсь с ней, чтобы все мои прежние, обычные представления о вещи не заслонили бы её истинного смысла и значения. Ко всему привыкает человек, ко всему приспособляется — откиньте следствия этих привычек и приспособлений, и вы заставите трепетать наши сердца от истинного познания вещей, от так называемого художественного чувства. Только художник умеет откинуть эти обычные, привычные представления или, лучше сказать, — он не умеет не откидывать их.

1 августа 1925 г. Был вчера в городе, по вызову Клячко. Оказывается, что в Гублите запретили «Муху Цокотуху». «Тараканище» висел на волоске — отстояли. Но «Муху» отстоять не удалось. Итак, мое наиболее веселое, наиболее музыкальное, наиболее удачное произведение уничтожается только потому, что в нем упомянуты именины!! Тов. Быстрова, очень приятным голосом, объяснила мне, что комарик — переодетый принц, а Муха — принцесса. Это рассердило даже меня. Этак можно и в Карле Марксе увидеть переодетого принца! Я спорил с нею целый час — но она стояла на своем. Пришел Клячко, он тоже нажал на Быстрову, она не сдвинулась ни на йоту и стала утверждать, что рисунки неприличны: комарик стоит слишком близко к мухе, и они флиртуют. Как будто найдется ребенок, который до такой степени развратен, что близость мухи к комару вызовет у него фривольные мысли!

Странная штука — репортёр! Каждый день, встав с постели, бросается он в тухлую гладь жизни, выхватывает из неё всё необычное, всё уродливое, всё кричащее, всё, что так или иначе нарушило комфортабельную жизнь окружающих, выхватывает, тащит с собою в газету — и потом эта самая газета — это собрание всех чудес и необычайностей дня, со всеми войнами, пожарами, убийствами делается необходимой принадлежностью комфорта нашего обывателя — как приручённый волк в железной клетке, как бурное море, оцепленное изящными сваями.

Правда ли, что в Америке все стулья — электрические?

Девочке четырёх с половиною лет прочли «Сказку о рыбаке и рыбке».
— Вот глупый старик, — возмутилась она, — просил у рыбки то новый дом, то новое корыто. Попросил бы сразу новую старуху.

Мама, как мне жалко лошадок, что они не могут в носу ковырять.

Четырёхлетняя Галочка, услышав известную песенку «Любимый город в синей дымке тает», воспроизвела эти слова таким образом: «Любимый город, синий дым Китая».
А Дон-Кихота называла «Тонкий Кот».

Когда я родилась, папа и мама были в театре. Пришли, а я уже тут.

Ой, мама, какая прелестная гадость!

А из замужа обратно выйти можно?

— Сколько тебе лет?
— Скоро восемь, а пока три.

Никогда не женюсь! Охота каждый день ссориться!

Вчера была поэтесса двадцати одного года — с поклонником физиком. Стихи талантливы, но пустые, читала манерно и выспренне. Я спросил, есть ли у нее в институте товарищи. Она ответила, как самую обыкновенную вещь:
— Были у меня товарищи — «ребята», — теперь это значит юноши, — но всех их прогнали.
— Куда? За что?
— Они не голосовали за наше вторжение в Чехо-Словакию.
— Только за это?
— Да. Это были самые талантливые наши студенты!
И это сделано во всех институтах.

Возьмём хотя бы глагол умереть. Одно дело — умер, другое — отошел в вечность, скончался, ещё иное — опочил, или заснул навеки, или заснул непробудным сном, или отправился к праотцам, преставился, а совсем иное дело — издох, околел, скапутился, загнулся, отдал концы, окочурился, дал дуба, сыграл в ящик и т. д. Академик Щерба делил язык на четыре стилистических слоя: Торжественный — лик, вкушать. Нейтральный — лицо, есть. Фамильярный — рожа, уплетать. Вульгарный — морда, жрать.

Когда тебя выпускают из тюрьмы и ты едешь домой, ради этих минут стоит жить!

Свобода слова нужна очень ограниченному кругу людей, а большинство, — даже из интеллигентов… делают своё дело и без неё.

Писательский талант состоит в умении выбрать верное слово и поставить его на верное место.

Ах, Боже мой, если ты бунтовщик — бунтуй. Хочешь славить плоть – славь. Но если для бунта тебе нужна таблица умножения, а для прославления плоти — канцелярия, так уж лучше оставь это занятие и окончательно займись выпиливанием по дереву. Если «не можешь и не хочешь», то зачем же, спрашивается, «лезть»?

Корней Чуковский рассказывал: «Когда меня, как детского писателя, порицали за то, что в моих сказках нет актуальной тематики, Олейников пришел мне на помощь, написав мне две образцовые строчки и порекомендовав мне писать именно в этом духе:
Детские стихи
Весел, ласков и красив
Зайчик шел в коператив.
Н. Олейников. 25/IV — 1926 г.

Остальные — оболванены при помощи газет, радио и теле на один салтык, и можно наперед знать, что они скажут по любому поводу. Не люди, а мебель — гарнитур кресел, стульев и т. д. Когда-то Щедрин и Кузьма Прутков смеялись над проектом о введении в России единомыслия — теперь этот проект осуществлён; у всех одинаковый казённый метод мышления, яркие индивидуальности — стали величайшею редкостью.