Однако, странным образом, именно сквозь эту столь явную и приторную заботливость, подобно водяным знакам на бумаге, проступало полнейшее равнодушие.
Цитаты Альберто Моравиа
Я очень часто думала, что с человеком надо обращаться по-человечески, а не как с животным; обращаться с человеком по-человечески — это значит дать ему возможность, чтобы он был чистым, жил в чистом доме, относиться к нему с симпатией и уважением, но самое главное — внушить ему надежду на будущее. Если с человеком не обращаться так, то он превращается в животное: человек ведь все может, даже стать животным, если уж другие захотели, чтобы он был животным, а не человеком, — и тогда совершенно напрасно требовать от него человеческого поведения.
Ты разве не знаешь, Микеле, что для людей их добро значит гораздо больше, чем всякие там идеи?.. Возьмем, например, патера. Если ты ему скажешь на исповеди, что ты украл, он наложит на тебя епитимью, велит прочитать несколько молитв святому Джузеппе, а потом даст тебе отпущение грехов. Но если ты пойдешь к нему в дом и украдешь у него хотя одну серебряную ложку, то он подымет страшный крик, позовет карабинеров и пошлет тебя в тюрьму.
… достаточно было очутиться без гроша, чтобы начать мечтать о возрождении человечества.
… презираемый не может и не должен знать покоя, до тех пор пока его презирают. Как грешник на страшном суде, он может, конечно, воскликнуть: «Горы, сокройте меня, моря, поглотите!» Но презрение последует за ним, где бы он ни укрылся, ибо оно проникло в его душу и он повсюду носит его с собой.
Всегда, в любой момент и в любой ситуации, готовая отдаться физически, Чечилия, как только заходила речь о ней, превращалась в моллюска, который сжимает створки своей раковины тем крепче, чем сильнее мы их разжимаем.
Я неожиданно вспомнил фразу Эмилии: «Потому что ты не мужчина», меня тогда еще поразил контраст между банальностью, избитостью этой фразы и той искренностью и непосредственностью, с какой она была произнесена. И я подумал, что, может быть, в этой фразе ключ ко всему поведению Эмилии? В ней негативно отразился идеальный образ того мужчины, который для Эмилии, говоря ее же словами, был настоящим мужчиной, мужчиной, каким я, с её точки зрения, не был и быть не мог. Но, с другой стороны, сама банальность фразы заставляла предполагать, что этот идеальный образ возник у Эмилии не в результате сознательной оценки достоинств человека, а под влиянием условностей, присущих той среде, в которой она выросла. Для этой среды настоящим мужчиной был именно Баттиста, с его животной силой, с его преуспеянием в жизни. <...> Одним словом, Эмилия презирала меня и желала презирать и дальше потому, что вопреки своей посредственности и простоте или, лучше сказать, именно благодаря им она совершенно погрязла в традиционных представлениях, свойственных среде Баттисты. Сюда относилось и представление о том, что бедный человек не может не зависеть от богача, а значит, не в состоянии быть человеком, мужчиной.
… если бы мир был устроен по образу и подобию Чечилии, он был бы совсем не похож на тот, в котором мы живем: то был бы мир, где все перемешано и свалено в одну кучу; мир бесформенный, случайный и ирреальный; мир, в котором все женщины принадлежали бы всем мужчинам, и не было бы такой женщины, у которой был бы только один мужчина.
Современный мир устроен так, что никто не может заниматься тем, чем ему хочется, а, наоборот, должен делать то, к чему стремятся другие… Всегда все упирается в деньги, от этого зависит и то, что мы делаем, и то, что мы собой представляем, чем хотим стать, наша работа, наши самые заветные мечты, даже отношения с теми, кого мы любим.
Я заметил: чем сильнее овладевают людьми сомнения, тем охотнее они хватаются за мнимую логическую очевидность, надеясь с помощью разума прояснить то, что затуманивает и замутняет чувство.
Что мне нравится у поэтов – это поэзия.
Правда, какой бы она ни была, лучше этой неопределенности, унизительного состояния лжи и жалости к самому себе.
… и наша любовь представлялась мне чем-то вполне обычным, естественным, чем можно было совсем не дорожить ведь не дорожим мы воздухом, которым дышим и который нас окружает; мы понимаем, что он нам необходим, только когда его вдруг начинает не хватать и мы задыхаемся.
Прекрасно, когда жизнь имеет хоть какой-то смысл, когда люди умирают на самом деле, когда убивают, ненавидят и любят всерьез, когда льют искренние слезы из-за подлинных бед. Только тогда ты становишься живым существом, уходящим своими корнями в реальность, как деревья в землю.
Прежде никогда не было этой бездушной, холодной, пассивной податливости, которая теперь ощущалась не только в тоне Эмилии, но даже в скрипении пружин, в шорохе примятого одеяла. Прежде все совершалось в вихре вдохновенного неосознанного порыва, в опьянении взаимного чувства. <...> Это ощущение, которое обретало все большую ясность, неожиданно породило точный образ: передо мной была уже не жена, которую я любил и которая любила меня, передо мной была проститутка, недостаточно терпеливая и недостаточно опытная, которая равнодушно приготовилась принять мои объятия, надеясь, что они будут непродолжительными и не слишком ее утомят.
Говорят, человеку удается жить, не затрачивая слишком много энергии, только благодаря выработавшемуся в нем автоматизму: большинство наших движений мы совершаем абсолютно бессознательно. Для того чтобы сделать всего один шаг, мы должны привести в действие бесчисленное множество мышц, однако благодаря автоматизму мы совершаем это с безотчетной легкостью. То же самое и в наших отношениях с людьми.
Однако человеку всегда хочется верить, даже когда он знает, что верить больше не во что.
— Я задумался над тем, что вы мне сказали: человек, который любит свою жену, но не любим ею… Не зная, однако, что сказать дальше, я привел возражение, какое прежде всего пришло мне на ум: Но ведь в поэме Гомера Одиссей любим Пенелопой… В известном смысле вся поэма держится на любви Пенелопы к Одиссею.
— Это верность, синьор Мольтени, Рейнгольд улыбнулся, а не любовь… Пенелопа верна Одиссею, но мы не знаем, насколько она его любит. А как вам известно, можно быть очень верным и не любить… Иногда верность может оказаться даже местью, расплатой за любовь… Верность, а не любовь.
Все думают о войне, о политике, о самолетах… а ведь можно было бы быть просто счастливыми…
В конце концов, в людях нет ничего странного или необъяснимого. Стоит только постараться понять их, и видишь, что их поведение, каким бы странным оно ни казалось, всегда объясняется какой-либо вполне определенной причиной.