— Дима, у Топтунова дачу отбирают!
— Кто отбирает?
— Ты что, дурак?
— Папочка, у Топтунова дачу отбирают.
— И правильно отбирают, давно пора! С жульем, допустим, надо бороться.
— Ну почему он жулик? Человек умеет жить.
— Ты мне скажи, на какие заработки заместитель директора трикотажной фабрики отгрохал себе двухэтажный особняк?
— Это его дело!
— Нет, наше! Мы будем нещадно бороться с лицами, живущими на нетрудовые доходы!
— Странные вопросы вы задаёте, товарищ следователь!
— Да… Я странен, а не странен кто ж?..
— Дима, не волнуйся! Надо дать следователю в лапу!
— Ну ты с ума сошла! В лапу! Сумасшедшая!
— Надо дать много, тогда он возьмёт!
— Молчать! Смирно! Не допущу! Позор!
— Папа, с твоими поучениями ты бы выступал у себя на рынке!
— Я торгую кулубнику, выращенную своими собственными руками, а за взятки не то что зятя — родную дочь сотру в порошок!
— Инночка, чтобы сберечь фигуру — надо кушать, кушать и кушать.
— Не хочу. Ничего не хочу.
— Однажды я худела к лету, не ела целых два дня и это плохо закончилось…
— Пап, ты что такой злой?
— Деточка, у папы травма. Папа недавно узнал, что он — дурак. Чтобы ты знала, деточка, это очень тяжёлая травма. Я вот помню, я осознала, что я полная дура в сорок два года, так это был полный кошмар.
— Между прочим, я моложе его на полгода.
— Ой, а по вам не скажешь. Что делает с человеком стресс большого города..
Федя, веди себя прилично, ты не в школе.
— Я ухожу.
<...>
— Квартира твоя, но жизнь моя!
— Оставляю тебе и то, и другое.
— Привет сопляжникам!
— Инна, вы же студентка филфака. Пора наконец иметь чувство слова.
— Извините, я больше не буду. Как вода?
— Так. Ни себе, ни людям.
Истинное спокойствие при изменившем — хотя бы раз — муже недостижимо.
Боль… захлестнула всё моё существо… пошла носом, горлом, выступила венами на висках, захлебнулась где-то в груди… На лицо, за ворот сыпались снежинки… Всё тот же морозный заснеженный город вокруг, вдали… Простуженное, выстуженное сердце сухим и вымученным комком всё также билось в груди…
