— А почему этот деятельный малыш не в школе Пристона или Йеля, не в Англии или массе школ континента? Почему он учится в какой-то дыре?
— Санкт-Петербург. Не дыра.
— А мне без разницы. Вся Россия — это помойка и рабы. Так почему?
— Я сейчас вас огорчу, любезный Архитектор, но Георг считает, что все университеты запада, Англии и САСШ это Цирковые училища. Не возмущайтесь, я сейчас поясню подробней, и после нам придется присмотреться к тому как учат наших наследников. По его мнению, все университеты Запада готовят даже не людей. а дрессированных собачек. Ваши Цирковые училища призваны воспитывать рабов для господ. Вы готовите дрессированных пуделей для хозяев мира сего. Основная задача высших школ запада подготовить грамотного, расторопного и покорного колониального управляющего. Методы, которые используют для этого так называемые учителя, самые подлые и лживые. Обязательная пелерастия для морального падения и замена морали на холодный расчет. Избиение и моральная обструкция, для вбивания на уровне инстинктов — рефлекса подчинения. Для особо устойчивых особей, есть лживые доносы и сфабрикованные уголовные дела. Выбор для обучаемого прост, или тюрьма на долгие годы или беспрекословное подчинение. Я в такой цирковой труппе готов занять роль дрессировщика и со временем директора цирка, а должность болонки не для меня. Я негласно проверил его слова и выяснил что все наши школы готовят идеальных исполнителей. О развитии творческого потенциала, спорах и отклонения от наших норм. можно даже не мечтать. Все университеты ввели шкалу лояльности, лояльность к западному миру, лояльность к вышестоящему, лояльность и преклонение перед деньгами и богатством. Все студенты знают об этом и следуют правилам, бунтарей выгоняют, но только простых, все бунтари из детей политических деятелей, наследников крупного капитала или чиновников высокого ранга ломаются через колено, сбором компромата и фабрикации уголовных дел по тяжелым статьям.
Цитаты Герцог
Ужасный век, ужасные сердца!
— Подъём в 6 часов утра!
— Ненаказуемо.
— Талия — на десять сантиметров ниже, чем в мирное время.
— Ниже?
— То есть выше.
— А грудь?
— Что грудь?
— Оставляем на месте?
— Нет, берем с собой.
— Господа офицеры — сверим часы. Сколько сейчас?
— Пятнадцать ноль-ноль!
— Пятнадцать с четвертью!
— А точнее?
— Плюс двадцать два!
Из Мюнхгаузена воду лить не будем! Он нам дорог просто как Карл Иероним… А уж пьет его лошадь или не пьет – это нас не волнует.
Почему продолжается война? Они что у вас, газет не читают?
Охота — это прообраз войны: на охоте также есть свои военные хитрости, засады и ловушки, дабы можно было без риска для себя одолеть противника. На охоте мы терпим и дикий холод, и палящий зной, презираем и сон и негу, укрепляем свои силы, упражняем наше тело, чтобы оно сделалось более гибким, — одним словом, это занятие вреда никому не причиняет, а удовольствие доставляет многим.
Мне? Однобортный мундир? Вы знаете, что в однобортном уже никто не воюет? Мы не готовы к войне!
— Где командующий?
— Командует!
Война — это не покер! Её нельзя объявлять, когда вздумается!
— Ну вот и славно… И не надо так трагично, дорогой мой… В конце концов, и Галилей отрекался!
— Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно!
— А где же наша гвардия?
— Вероятно, обходит с флангов.
— Кого?…
— Всех!
Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха.
Себе не вправе ты принадлежать.
Как факелы, нас небо зажигает
Не для того, чтоб для себя горели.
Нас зажигает небо, как мы — факел, — светить другим; ведь если добродетель не излучать, то это всё равно, что не иметь её.
О, если б грех притворством не был скрыт
И каждый был таким, каков на вид!
Эта их веселость не возбуждает. Возбуждает мрачное. Возбуждает амбивалентное. Возбуждает то, что оказывается глубже, чем показалось с первого взгляда.
Уединение и праздность
Губят молодых людей.