— Вы не понимаете? Я больше ни во что не верю. Если бы я мог сжечь Эдем, я сделал бы это. Я хочу, чтобы этот остров, эта планета, эта школа исчезли навсегда.
— Возможно, это и есть любовь. Я люблю тебя так сильно, что готова последовать за тобой, даже если ты одержим манией разрушения.
Я отталкиваю её.
— Вы отвратительны мне, Афродита.
— Ты сам себе отвратителен. Я чувствую, как ты себя презираешь. Я должна помочь тебе снова подняться. Ты необыкновенный человек, но ты забыл об этом, потому что ослеплён гневом.
Цитаты Мишель Пенсон
Я смотрю на себя в зеркало и думаю, не хочется ли и Верховному Богу, который, вероятно, находится где-то там, над нами, иногда напиться, чтобы все забыть. А что, если Верховный Бог алкоголик?
У меня был велосипед, а я мечтал о машине. Мне казалось, что это откроет мне дверь в новое измерение. И я получил машину. Однажды, зажатый в пробке, вынужденнный тащиться медленно, как улитка, я увидел велосипедиста, который обогнал меня. И я понял, что велосипед может быть лучше машины.
— Мишель, ты хотел знать, и теперь ты знаешь. История повторяется. Меняются только детали, а результат всегда один.
— Но можно ведь как-то прекратить это хождение по кругу! Должен быть способ!
Зевс грустно качает головой.
— Значит, что бы мы ни делали, ничего нельзя изменить? — настаиваю я.
Зевс кивает.
— Ты должен смириться. Смертные жители Земли таковы, и ты не можешь изменить их судьбу.
Доброжелательность — признак ума и развития. Последнее слово за «доброжелательными».
То, что было сделано, может быть разрушено. А то, что было разрушено, может быть переделано. Сделано иначе.
— Ну… э-э… «умер» — это значит: его здесь больше нет.
— Это как из комнаты уйти?
— Не только из комнаты. Это значит также уйти из дома, города, страны.
— Ага, далекое путешествие? Как бы на каникулы?
— Э-э… нет, не совсем так. Потому что когда человек умирает, он больше не двигается.
— Не двигается, но далеко уезжает? Обалдеть! Как такое возможно?
Этот мир можно терпеть за то, что в нём есть искусство.
Я всегда думал, что быть Богом значит иметь неограниченные возможности. Я обнаруживаю, что это значит иметь огромную ответственность.
Когда не знаешь, много вопросов не задашь, но стоит только начать копаться, как тут же возникает потребность узнать все, понять все.
Мне хочется сорвать с себя кожу, укрывающую мою израненную душу.
Если уж начал делать глупость, нужно идти до конца.
Зачем нам возвращаться в наши потёртые кожи, в наши больные тела, в наши мозги, нафаршированные чудовищными заботами?
Значит, нужно плакать, когда люди умирают? Мне никто ничего такого не говорил. Могли бы и предупредить!
Я внезапно осознал, что и я тоже в глубине души всегда был добрым из-за собственного эгоизма. А ещё из-за лени, чтобы не осложнять жизнь. Быть злодеем — значит серьезно и плотно заниматься другими людьми, размышлять, как к ним можно подобраться, изобретать разные грязные приемчики. А вот быть добрым, кротким — это значит никого не трогать, да и самому на рожон не лезть. Кротость — это, знаете ли, самооправдание для равнодушных.
В детстве, когда мне было грустно, я поднимал голову и смотрел в небо. И тогда мои проблемы казались мне ничтожными по сравнению со Вселенной, которая поглощала меня.
По-настоящему ситуацией владеет лишь тот, кто мошенничает.
Знание, обретённое в страдании, всегда эффективнее знания, обретённого в радости.
Дорога, которая раньше была почти непроходимой, теперь кажется лёгкой: все препятствия, однажды преодолённые, нам уже не страшны.
Я так устал, что хотел бы умереть. Окончательно и бесповоротно.