— Она умерла за любимым занятием.
— Она сидела на унитазе.
Цитаты Джесс
— Ты обещала, — предупредила она Кестрел, когда они выходили из кареты.
Кестрел бросила на нее косой взгляд.
— Я обещала, что позволю тебе выбрать ткань для моего наряда.
— Обманщица. Я выбираю всё.
— Я говорила тебе, что на пикнике Фарис покажет свету своего ребенка?
— Что?
Рука Кестрел замерла.
— Мальчику уже шесть месяцев, и погода должна быть безупречной. Это отличная возможность представить его обществу. Почему ты так удивлена?
Кестрел пожала плечами.
— Это смелый ход.
— Я не понимаю.
— Муж Фарис мальчику не отец.
— Не может быть, — прошептала Джесс с притворным ужасом. — Откуда ты знаешь?
— Точно мне ничего не известно. Но недавно я навещала Фарис и видела ребенка. Он слишком красив. Совсем не похож на ее старших детей. Вообще-то, — Кестрел постучала пальцами по своему бокалу, — лучший способ скрыть эту тайну — сделать как раз так, как Фарис планирует. Никто не поверит, что леди из высшего общества станет представлять своего незаконнорожденного сына на крупнейшем празднике сезона.
Джесс в изумлении посмотрела на Кестрел, а затем рассмеялась.
— Кестрел, тебе, определенно, улыбнулся бог лжи!
— Что ты сказала? — прошептал Арин по-валориански, уставившись на Джесс.
Та неуверенно переводила взгляд с него на Кестрел.
— Бог лжи. Геранский бог. Ты же знаешь, у валорианцев нет богов.
— Разумеется, у вас нет богов. У вас нет душ.
— Геранцы сказали бы, что тебе улыбнулся бог лжи, раз ты видишь все так ясно.
Кестрел вспомнила пораженные серые глаза торговки.
— Геранцы рассказывают слишком много сказок.
Они были мечтателями. Ее отец всегда говорил, что именно поэтому их было легко завоевать.
— Сказки нравятся всем, — сказала Джесс.
— Так, они настоящие?
— Нет.
— Откуда ты знаешь?
— Они совершенно прозрачные, — объяснила Кестрел. — Ни одного изъяна. Десять кейстонов — слишком малая цена за топазы такого качества.
Джесс могла бы заметить, что десять кейстонов — слишком много за стекляшки.
Джесс спросила:
— Разве ты не хотела бы, чтобы мы стали сестрами?
Кестрел дотронулась до одной из многих блестящих светлых кос Джесс. Она вытянула ее из высокой прически подруги и убрала обратно.
— Мы уже сестры.
— Настоящими сестрами.
Почему в мире так много людей? Иногда мне хочется, чтобы все, кроме тебя исчезли.
— Каково это — убить человека?
— Ужасно.
— Правда? Ну и какой в этом кайф?
— А куда нужно смотреть?
— Ты увидишь. Только закрой глаза и дай волю своему воображению.
Я не знаю, как мне быть, ведь обычно я люблю сильнее. Так уж повелось. Однажды я пошла на свидание, и к одиннадцати часам парень уже знал мой пин-код.
Я рада, что ты мне изменил. Спасибо тебе. Потому что если бы не это, я бы вышла за тебя замуж, и тогда бы ты сделал мою жизнь ещё хуже.
— Я пытаюсь помочь, тебе всегда сложно сделать первый шаг.
— А мне не нужна помощь! Мне нравится, когда всё по-идиотски и долго тянется!
— А как же акулы?! Просто интересно, ты видела акул, когда спускалась под воду?
— Я не была на море ни разу в жизни!
— Ты всё наврала…
— Нет! Я всё выдумала — это не то же самое, что соврать…
— Если она такая страшная, зачем же ты её трахнул?
— Ты что, шутишь что ли? Вот в этом-то вся проблема, когда пялишь страхолюдин. Вдуешь — не прав, вдуешь — тоже не прав. А ты-то небось трахаешься только с теми, кто тебе внешне нравится?
— Есть у меня такой бзик.
— Какая же ты поверхностная. Прям стыдно за тебя, Джесс.
— В восьмидесятых годах рестораны стали для людей тем же, чем в шестидесятых были театры. Я прочитала это в журнале.
— Это я написал.
— Ты пойми, развод происходит не из-за ревности. Есть какой-то другой симптом.
— Да? Вот этот «симптом» сейчас мою жену дрючит.
— Что это? Боже мой! Боже мой! Два билета в Вену и билеты на Зальцбургский музыкальный фестиваль — это же невероятно! У меня нет слов… Я-то тебе купила…
— Анатомически правильное сердце некурящего человека.
Быть собой не стыдно!
Знаешь, что становится с людьми, которые держат всё в себе? Они стареют, становятся мрачными, и у них появляются странности.