Мне хочется знать, существует ли независимое «Я»? Самая глубокая, настоящая личность, которая не меняется от того, что есть ли у нее деньги или парень, ходит ли она в одну школу или в другую. Или я — всего лишь набор обстоятельств?
Цитаты Аза Холмс
И хотя я смеялась вместе с ними, казалось, что я наблюдаю со стороны, будто смотрю фильм о своей жизни вместо того, чтобы жить.
Я была сама себе противна. Омерзительна. Но не могла от себя отстраниться, потому что застряла внутри.
Я схватила одежду и прошла в ванную, скинула с себя все, вытерлась полотенцем и подождала, пока остынет тело. Пол холодил босые ступни. Я распустила волосы, посмотрела на себя в зеркало. Свое тело я ненавидела. Все было отвратительным — волоски, поры, худоба. Мне хотелось вон из него — прочь из себя, из мыслей, прочь! — но я застряла внутри, вместе с бактериями, которые колонизировали меня.
Если таблетка меняет тебя, твою самую глубокую сущность… это же ненормально, правда? Кто решает, что я такое, — я сама или работники фабрики, выпускающей «Лексапро»? Во мне как будто живет демон, и я хочу его изгнать, однако сама идея сделать это посредством таблеток… Не знаю, она странная. Но я справляюсь и не раз пила лекарство, потому что ненавижу демона.
Мне стало ясно, насколько я омерзительна. Теперь я знала наверняка. Я не одержима демоном. Я — и есть демон.
Ты считаешь себя художником, но ты — холст.
Я отлично умела быть ребенком, но совсем не справлялась с ролью того, кем стала сейчас.
Все смеялись, потому что было смешно, а я потому что смеялись они.
Наверное, мне просто не нравится, что я должна жить внутри тела. Если ты понимаешь, о чем я. Возможно, по сути своей я просто инструмент, который существует, чтобы превращать кислород в углекислый газ. Я — всего лишь организм в этой… бесконечности. И меня в какой-то степени ужасает, что я фактически не контролирую свое так называемое я.
По-английски эта фраза, «быть в любви», звучит странновато, будто любовь — это море, в котором ты тонешь, или городок, в котором живешь. Ни в чем другом — ни в дружбе, ни в злости, ни в надежде — ты не бываешь. Только в любви. И мне хотелось ответить ему: хоть я и не влюблялась ни разу, я знаю, каково находиться в чувстве, быть не просто окруженной, а пронизанной им, точно Богом. Когда мысли скручиваются в спираль, я внутри, становлюсь ее частью.
Жизнь — это история, рассказанная не тобой, а о тебе.
Я не обращаю внимания на тревоги. Волноваться — естественно. Жизнь сама по себе тревожна.
Я вдруг подумала, что этот круговорот: меня освещает свет его спальни, а его — свет моей. Я видела Дэвиса лишь потому, что он мог видеть меня. Мы лежали в зернистом серебряном свете, и от страха и радости такого бытия казалось, что мы на самом деле находимся не в своих кроватях, а в каком-то неощутимом месте, почти что в сознании друг друга. Близость тел в реальной жизни не могла сравниться с этой близостью.
Он писал о мыслях именно так, как я их переживала — для меня это был не выбор, а судьба. Не каталог сознания, а нечто противоположное.
«Ты чувствуешь себя угрозой для себя?» Но где угроза, а где — я сама? Я не могла утверждать, что я — не угроза, однако не понимала, для кого или чего. Абстрактность размыла местоимения и дополнения в этой фразе, нелингвистическая воронка засасывала слова.
Не знаю. Ну вот, я сижу в столовой и начинаю думать о том, как во мне живут все эти штуки, они едят для меня еду, и я, типа, ими всеми являюсь, будто бы я не столько человек, сколько отвратительный пузырь, кишащий бактериями. И я не могу очиститься, понимаете? Потому что грязь пронизывает меня. То есть я не могу найти в глубине себя чистую, незапятнанную часть — ту часть, где должна находиться моя душа. Выходит, что души у меня, наверное, не больше, чем у бактерий.
Может, я — просто ложь, которую нашептываю сама себе?
Я знала, о чем он, — у меня мысли путались всю жизнь, я не могла даже додумать их до конца, потому что они приходили не в виде линий, а в виде спутанных клубков, напоминали зыбучий песок или глотающие свет кротовые норы.
Мысли — просто другой вид бактерий, населяющих тебя.