Цитаты Анна Каренина

Но если бы ты знал, как мне тяжело! Я мучалась, ожидая тебя! Я не ревнива. Я верю тебе, когда ты тут, со мной; но когда ты где-то один ведёшь свою непонятную мне жизнь…

Какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?

Нет, душа моя, для меня уже нет таких балов, где весело.

— А я знаю, отчего вы зовете меня на бал. Вы ждете много от этого бала, и вам хочется, чтобы все тут были, все принимали участие.
— Почем вы знаете? Да.
— О! как хорошо ваше время, — продолжала Анна. — Помню и знаю этот голубой туман, вроде того, что на горах в Швейцарии. Этот туман, который покрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь все уже и уже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная… Кто не прошел через это?

Я слышала, что женщины любят людей даже за их пороки, но я ненавижу его за его добродетели. Ты пойми, его вид физически действует на меня, я выхожу из себя. Я не могу, не могу с ним жить. Что же мне делать? Ты поймёшь ли, что я, зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, и я все-таки ненавижу его. Я ненавижу его за его великодушие. И мне ничего не остаётся, кроме…

— Из-за меня ты пожертвовала всем. Я не могу себе простить то, что ты несчастлива.
— Я несчастлива?! Да я — как голодный человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастен.

— Я люблю Вас.
— За что?
— Любовь не задает вопросов.

Ты виноват во всём! Ты не должен был доводить меня до этого. Если бы ты любил меня…

Одно честолюбие, одно желание успеть — вот все что есть в его душе, — думала она, — а высокие соображения, любовь к просвещению, религия, все это — только орудия для того, чтоб успеть.

Передайте вашей жене, что я люблю её, как прежде, и что если она не может простить мне моё положение, то я желаю ей никогда не прощать меня. Чтобы простить, надо пережить то, что я пережила, а от этого избави её бог.

— Да, так что ты начал говорить о принце? Почему тебе так тяжело было?
— Ах, невыносимо! — сказал он, стараясь уловить нить потерянной мысли. — Он не выигрывает от близкого знакомства. Если определить его, то это прекрасно выкормленное животное, какие на выставках получают первые медали, и больше ничего.

— Но ради бога, что же лучше? Оставить сына или продолжать это
унизительное положение?
— Для кого унизительное положение?
— Для всех и больше всего для тебя.
— Ты говоришь унизительное… не говори этого. Эти слова не имеют для меня смысла, — сказала она дрожащим голосом. Ей не хотелось теперь, чтобы он говорил неправду. Ей оставалась одна его любовь, и она хотела любить его. Ты пойми, что для меня с того дня, как полюбила тебя, всё, всё переменилось. Для меня одно и одно — это твоя любовь. Если она моя, то я чувствую себя так высоко, так твердо, что ничто не может для меня быть унизительным. Я горда своим положением, потому что… горда тем… горда…

— Так сделайте это для меня, никогда не говорите мне этих слов, и будем добрыми друзьями, — сказала она словами, но совсем другое говорил её взгляд.
— Друзьями мы не будем, вы это сами знаете. А будем ли мы счастливейшими или несчастнейшими из людей — это в вашей власти.
Она хотела сказать что-то, но он перебил её.
— Ведь я прошу одного, прошу права надеяться, мучаться, как теперь; но если и этого нельзя, велите мне исчезнуть, и я исчезну. Вы не будете видеть меня, если моё присутствие тяжело вам.
— Я не хочу никуда прогонять вас.
— Только не изменяйте ничего. Оставьте всё, как есть, — сказал он дрожащим голосом. — Вот ваш муж.

Туда! — говорила она, глядя в тень вагона, на смешанный с углем песок… — Туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя.

Разве все мы не брошены на свет затем только, чтобы ненавидеть друг друга и потому мучить себя и других?

Я никогда не была строга и нетерпима. Мне просто некогда.

Очень жалею, что одно грубое и материальное вам понятно и натурально.

— Зачем же мне дан разум, если я не употреблю его на то, чтобы не производить на свет несчастных?Она посмотрела на Долли, но, не дождавшись ответа, продолжала:
— Я бы всегда чувствовала себя виноватою пред этими несчастными детьми, — сказала она. — Если их нет, то они не несчастны по крайней мере, а если они несчастны, то я одна в этом виновата.

Я всегда думаю, что мужчины не понимают того, что благородно и неблагородно, но всегда говорят об этом.

— Кончится тем, что ты ее будешь любить больше своей дочери.
— Вот мужчина говорит. В любви нет больше или меньше. Люблю дочь одною любовью, ее — другою.