Цитаты Антон Городецкий

— Что? — воскликнул Алишер. — «Кола»? Буду! И батончики буду! Боже, благослови Америку!
— Не слишком ли много за изобретение очень сладкого лимонада и очень калорийных шоколадок?
Вместо ответа Алишер ткнул пальцем в кнопку проигрывателя. Через секунду из динамиков донеслись ритмичные аккорды.
— Тогда ещё за рок-н-ролл, — невозмутимо ответил он.

… Старайся говорить… как бы это сказать… попроще. Будто ты в деревне на завалинке. И язык сразу скатится к украинскому диалекту.

На какой-то миг, совершенно неожиданно для себя, я почувствовал отвращение. Нет, не к этим пассажирам-казахам и не к согражданам-россиянам. К людям. Ко всем людям в мире. Чем мы, Ночной Дозор, занимаемся? Разделять и защищать? Чушь! Ни один Темный, ни один Дневной Дозор не приносит людям столько зла, сколько они сами себе доставляют. Чего стоит голодный вампир по сравнению с абсолютно обычным маньяком, насилующим и убивающим девочек в лифтах? Чего стоит бесчувственная ведьма, насылающая за деньги порчу, по сравнению с гуманным президентом, посылающим ради нефти высокоточные ракеты?

Люди, они такие… никогда не верят, когда пытаешься с ними говорить по-честному.

— Ему виднее? — ехидно спросил я.
— Да.
— А как же свобода? — Я вновь наполнил рюмку. Кажется, она уже была лишней, в голове начинало шуметь. — Свобода?
— Ты говоришь, как Тёмные, — фыркнула девушка.
— Я предпочитаю думать, что это они говорят, как я.

Чудесный букет ощущений: холод на зубах и жар в животе.

— Ты знаешь, что это такое? Быть приговоренным к любви?
— Но разве это не так — всегда? — Светлана даже вздрогнула от негодования. — Когда люди любят друг друга, когда находят среди тысяч, миллионов. Это же всегда — судьба! <...>
— Нет. Света, ты слышала такую аналогию: любовь — это цветок? <...> Цветок можно вырастить, Света. А можно купить. Или его подарят.
— Антон — купил?
— Нет, — сказал я; слишком резко, пожалуй, сказал. — Получил в подарок. От судьбы.
— И что с того? Если это — любовь?
— Света, срезанные цветы красивы. Но они живут недолго. Они уже умирают, даже заботливо поставленные в хрустальную вазу со свежей водой.

— Предательство не бывает маленьким.
— Бывает, Антон. Ещё как бывает. Верность складывается из череды маленьких и расчетливых предательств. Можешь мне верить – я живу на этом свете достаточно долго, чтобы успеть в этом убедиться.
<...>
— Ты силен в софистике, Завулон. Наверняка ты заметно сильнее меня. Но оттого, что ты называешь вещи чужими именами, суть вещей не меняется. Предательство — всегда предательство.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Завулон. — Тогда предавай любовь. В сущности, у тебя выбор между двумя предательствами, неужели ты не понимаешь?

Нас так просто ловить на нашей любви!

Зарывшись в холодильник, я обнаружил там кое-что из закуски. Сыр, колбаса, соленья… Интересно, как соотнесётся сорокалетний коньяк с малосольным огурцом? Наверное, они испытают взаимную неловкость.

Надо нести ответственность. Но иногда на это просто нет сил, совершенно нет.

Злу вовсе не обязательно уничтожать Добро своими руками. Куда как проще позволить Добру самому вцепиться в себя.

Жалость — штука опасная.

— Спасибо, — только и прошептал я. — Юленька, спасибо.
— Не пей так много, ты же не умеешь, — пробормотала девочка и засопела — ровно, будто переключилась мгновенно от работы на сон. Так умеют только дети и компьютеры.

Хотелось что-то делать. Так сильно, будто я был джинном, выпущенным из бутылки после тысячелетнего заточения. Всё что угодно: возводить дворцы, разрушать города, программировать на Бейсике или вышивать крестиком.

— Ты хочешь сказать, что наша работа — во вред?
— Нет. — Света устало покачала головой. — Не хочу. Нет у меня такого самомнения. Я одно хочу сказать, может быть, мы и впрямь — Свет. Вот только… Знаешь, в городе появились в продаже фальшивые елочные игрушки. С виду они как настоящие, но радости от них никакой.

Однажды ты ещё услышишь, как время шелестит, песком протекая сквозь пальцы.

Реки красноречия уже заполнили озёра моего внимания, о рахат-лукум моего сердца!

Таксист улыбнулся:
— … Из Москвы приехали?
— Да.
— Совсем без багажа… Ай-ай-ай! — Он поцокал языком. — Неужели потеряли?
— Срочная командировка. Времени не было собраться.
— Срочная? В нашем городе не бывает ничего срочного. Тысячу лет назад, две тысячи лет назад, три тысячи лет — здесь уже стоял город. Он разучился быть срочным.

— Давай вернёмся домой, — сказала Светлана. — Нам… нам надо поговорить, Антон. Серьёзно поговорить.
Как же я ненавижу эти слова!
После них никогда не бывает ничего хорошего!