Цитаты из книги «Кровоточащий город»

Просто когда жизнь бежит так скоро, когда мы так быстро меняемся, тяжело извиняться за поступки того, кого больше не существует. Я оглядываюсь, смотрю на того парня, каким был раньше, и вижу, что его больше нет. Мне трудно понять, какими мотивами он руководствовался, что подвигло его сделать то, что он сделал.

По-моему, все работы такие. Везде платят столько, чтобы человек продолжал работать, чтобы не послал все к чертям и не ушел куда глаза глядят. Или, может, это как-то связано с нынешней стадией капитализма. В том смысле, что размер заработка значения не имеет, потому что стоимость вещей, без которых, как нам кажется, прилично жить нельзя, не позволяет вырваться из колеса. Мы запрограммированы на недовольство тем, что имеем. Мы чувствуем себя несчастными; нам внушили, что единственный выход — это достичь некоего мифического уровня богатства, который позволит ни о чем не беспокоиться.

Прошли годы, прежде чем я усвоил: лишь немногие в мире финансов по-настоящему понимают, что делают. Финансы — это игра абстрактного блефа, ставка на то, что те, с кем ты играешь, пусть немного, но все же глупее тебя или недостаточно смелы, чтобы указать тебе на твои ошибки. Сложные концепции создаются прыщавыми аналитиками в исследовательских лабораториях больших инвестиционных банков, выбрасываются на широкий рынок и принимаются без вопросов, как нечто не требующее доказательств. Все как один боятся прослыть болтунами и, когда рынки идут вверх, бросаются покупать, не желая выставлять себя на посмешище за неспособность разглядеть годную сделку. Но когда рынки падают, начинается настоящая паника, и трейдеры топчут друг друга, спеша сбросить активы, которыми еще вчера дорожили, как самыми близкими друзьями. Над слабостью духа и претенциозностью этих людей можно было посмеяться, не обладай они такой властью.

Время сводится к точке. Подобно песку в песочных часах, время избавляется от незначительного и отливается в чистой струйке крохотных кристалликов. Мы ждем, наблюдаем за падением песчинок между бедрами песочных часов.

Чарли, ты изменился. Думаю, мы все меняемся. У тебя другой акцент, другая одежда. По-моему, ты и на мир смотришь по-другому. Возможно, я немного завидую — у тебя красивая подружка и богатые друзья, — но в целом, скорее, нет. Нельзя так сильно измениться, не потеряв какую-то часть себя.»

Что, если рынки не цикличны? Кто сказал, что обязательно должны быть какие-то циклы? Просто нас этому учили, вот и все. Нам предлагается верить в это потому, что так происходило когда-то в прошлом. Но если рынок и научил нас чему-то, то прежде всего тому, что прошлое будущему не указ. Помнишь, как мы убеждали друг друга, что все будет хорошо? Почему? Потому что это следовало из моделей? А они ошибались, потому что определяли будущее на основании прошлого опыта. Но история — это всего лишь история.

В безудержном стремлении к новым впечатлениям мы отрывались от юности и спешили к будущему, ждавшему нас с кислой миной разочарования. И никто не удосужился сказать нам, что впитывать нужно все, нужно вжигать в память образы, впечатывать в сердце чувства. Потому что скоро только это у нас и останется.

Я проехал мимо торгового центра, расположенного рядом с вокзалом и закрывшимся супермаркетом с заколоченными окнами, мимо ночного клуба, где танцевал с девчонками, которые слишком сильно потели и слишком быстро соглашались, чтобы я целовал их и трахал, потому что видели во мне шанс вырваться отсюда. Впрочем, все они знали, что никого я с собой не возьму, и оттого еще резвее старались мне угодить.

Признаться, я жутко боюсь постареть. С золотым детством есть одна проблема: из него не хочется выходить. Может, поэтому и взялся за фотографию. Такое чувство, что останавливаешь время, что тебе не надо думать ни об ответственности, ни о старости, ни о болезнях. Мне всего двадцать три, а кажется, почти всё уже позади…

Во время ужина я все спрашивал себя, почему ни разу не сказал отцу главное: мне нет дела до того, что он не стал каким-то там воротилой. Достаточно и того, что он был рядом, водил меня в школу по утрам, сидел со мной, когда я делал уроки, ходил со мной на пляж летними вечерами. Я говорил себе, что это из-за своей мягкости и щепетильности он оказался не в состоянии покупать мне все те красивые вещицы, которыми обладали счастливчики в Эдинбурге. Я так и не понял, что если бы какой-то из его проектов сработал, бизнес отнял бы у нас отца, лишил нас его общества, его застенчивой улыбки и доброты.

…жизнь — чертовски короткая штука. Смерть мамы Рэя научила меня: никто не знает, кому сколько еще осталось. Когда об этом задумываешься, то понимаешь, что время надо тратить на людей, на тех, кого любишь, надо делать то, к чему лежит душа, а не заниматься дурью только из-за того, что так можно загрести чуть больше наличных.