Не верим никому, не боимся ничего, а просить нам и так некого.
Цитаты из книги «Эпоха мёртвых. Начало»
Вот так… и биолог что-то может, когда задницу припечёт.
Трусость — страшный порок, Серёжа.
Спешка хороша при поносе и ловле блох.
В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подёрнутые какой-то мутной плёнкой, не мигая и не отрываясь, они смотрели на Владимира Сергеевича. <...>. Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас, когда он посмотрел в глаза ожившего трупа. А в том, что он смотрит в глаза трупа, Дегтярёв не усомнился ни на мгновение. В них было нечто, на что не должен смотреть человек, что ему не положено видеть.
Но думаю, что мы этого даже не заметим и не узнаем. Мы к тому времени умрём, а наши трупы пойдут питаться от живых.
Он резко обернулся, вскидывая пистолет, и встретился со вспышкой сверхновой звезды, заполнившей весь мир и затем погрузивший его навечно во тьму.
Простите все. Мы не хотели, чтобы так получилось.
Я вспомнил как вдребезги разлетелась голова Оверчука, и не испытал при этом никакого сожаления, только некое мстительное удовлетворение. По крайней мере, Олег и Ринат неотмщёнными не остались. А эту сволочь ни капли не жалко, кошмары меня мучить не будут.
Идеализмом компания «Фармкор» и лично господин Бурко никогда не страдали. Им по должности не положено.
В какой-то момент он вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой — умирать должно быть неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
Как убить то, что уже давно мертво?
Шанс, что так выйдет, был один на миллион, и именно он выпал сегодня.
Кроме того, Бурко, по своему характеру, всегда ждал и был готов к неприятностям. Любым. Немилости властей, революции, эпидемии, пришествию инопланетян и четырёх Всадников Апокалипсиса. Никакая аналитика и прогнозы в стиле «всё будет хорошо» его ни в чём не убеждали.
Здоровая бдительность и тяжелая паранойя — суть синонимы.
Богатство не развеивает скуку, и скорее оно управляет тобой, чем ты им.
Андрей Васильевич просто не хотел умирать, а как этого избежать, не знал.
Тяжесть ружья в руках придавала уверенности. Ещё с войны знакомое чувство — когда в руках у тебя оружие, тебя уже «так просто не возьмёшь», ты не беззащитен.