Цитаты из книги «ШНыр. Глоток огня»

— Надо его освободить! — вскакивая с места, го­рячо крикнула Рина.
— Надо, — сразу согласилась Кавалерия. — Со­беремся сейчас впятером — ты, я, Меркурий, Макс, Штопочка — и сразу всех освободим… А перед тем как освобождать, посмотрим какой-нибудь жизнеут­верждающий американский боевик, где один человек разрывает в клочья целую дивизию и отделывается царапиной на подбородке.

— Когда ты будешь?
— Я совсем близко, — уклончиво отозвалась Окса.
— Я не спрашиваю, близко ты или далеко. Я спрашиваю: когда ты будешь?
— Я в двух шагах.
— В двух шагах от меня дерево! Ты что, на дереве?

Удоволь­ствие тем острее, чем более краткий характер оно имеет.

— Позвольте разрешить спонтанно возникшее недоумение!
Вадюша тревожно вздрагивал.
— Вчера вы посоветовали мне прочитать учеб­ник картографии со страницы двадцать четыре до страницы сто сорок девять! — продолжал Даня. — Но на странице сто сорок девять два абзаца новой темы. Значит ли это, что и новую тему надо читать целиком?
— А самому подумать? — вяло возражал Ва­дюша.
— Думать самому мне никогда не лень. Поэтому я прочитал и новую тему, и ту, что после нее, по­тому что новая тема закончилась на странице сто шестьдесят семь, а там уже начиналась следующая тема. Однако в результате прочтения у меня возни­кло сорок два вопроса. Можно я вам их задам?

— Ну? И каково держать меня на руках? Не правда ли, несказанное счастье? — спросила Яра.
— Ты легкая, как облачко в небе! — сказал Ул.
Яра хмыкнула.
— Сомнительный комплимент.
— Почему?
— Вас в школе не учили, что средний вес облака восемьсот тонн? Даже самое маленькое облачко — это уже тонн сто. Так что, молодой человек, мне ваши намеки непонятны.

— … мне кажется: смысл истерики — в мольбе о помощи. Человек, устраивающий истерику, просит помочь ему, — возразила Рина.
— И чего же ты не помогла? — спросила Лара.
— Страшно стало.

Молитва — это не какие-то вол­шебные слова, которые нужно произносить в опре­деленном порядке. Молитва — это мольба, просьба, убеждение, жалоба, поиск пути, жажда совета. Часто все вместе. Порой самая горячая молитва, запиши ее на бумаге, покажется постороннему полной бес­смыслицей. Она разовая, для одного-единственного человека. Но это молитва. И ее обязательно услышат, если она будет достаточно горячей и в основе ее бу­дет лежать чистое, искреннее, без потайного какого-то изгиба желание.

Я бы обнял тебя, но я просто текст.
Надпись на заборе

Когда женщина ушла, надо быстро-быстро закрыть за ней дверь. Тогда женщина моментально остановится и начнет быстро возвращаться, притворившись, что что-то забыла.

— Чего ты хочешь? Ну вообще по жизни! Детей? Фу! А я — романтики!
— Ну так будешь одинокой восьмидесятилетней бабкой, в жизни у которой была романтика!

В первые годы жизни кажешься себе безграничным. А потом присматриваешься получше и повсюду начинаешь обнаруживать свои границы: не могу не орать, не могу не трусить, не могу не врать, не могу не жалеть себя — и так во всем. Тошнить начинает, когда понимаешь, что внутри тебя понастроены бесконечные мерзостные заборчики. Они окружают тебя со всех сторон. Ты в клетке.

Никогда не объясняй вещи, которые тебе действительно дороги. Если кому-то суждено понять — он поймет и сам. Ты же, объясняя, можешь охладеть.

— Ни-ко-лай Ле-с-ков, — чуть ли не по слогам прочитал он. — И что? Николай Лесков жив или умер?
— Умер, — сказал Даня.
— Во год какой кривой!
В голосе Макара сквозило бесконечное удивление. Человек умер, а кто-то книжки его читает и вроде как с ним беседует. Во дела! Просто какое-то вызывание духов.

Рыбы не подозревают, что на свете существует вода, поскольку не мыслят своей жизни вне воды. Им просто не с чем сравнивать. И лишь пойманные сетью и вытащенные на берег, осознают, что вода все же была. И вот они корчатся, бьют хвостом, пытаясь вернуться в воду Человек часто не знает, что есть Бог, потому что всегда существовал в Боге. И лишь теряя Бога, он мучительно ощущает, что что-то не так, и начинает Его искать.

— … Мы тут с Афанасием вечно спорим! Я ему талдычу, что пеги понимают интонации, а не слова! Между «стой!», «пой!», «рой!» или «мой!» для них особой разницы нет. А Афанасий филолух, ему за слова обидно, и он из принципа не соглашается, — пояснил Ул.
— Так и люди, в общем-то, — задумчиво протянул Кирилл. — Можно сказать «идиот!» так, что человек растает от счастья. А можно сказать «ты просто чудо!» — и тебя выкинут в окно.
— Ты просто чудо, Кирюша! — промурлыкала Лена, убедившись, что окон поблизости нет.

— Вы тут работаете? — спросила Рина, хотя это было абсолютно очевидно.
— Ну да.
— А флешка? Вы сохраняете на флешку?
— Зачем?
— Ну, жесткий диск может полететь. Пропадет все.
— Да нет, — ответил Воинов рассеянно и, перевернув клавиатуру, подул, вытряхивая крошки. — Когда-то сохранял, трясся, суетился, а теперь нет. Писатель должен быть готов писать вилами по воде или пальцем по песку. Если хотя бы на миг усомнишься, что это не так, то все — смерть. Радость творчества — это когда пишешь вилами по воде и не боишься, что это исчезнет…

— Пароль! — прорычал он, выступая прямо перед ними.
— Альберт Федорович будет недоволен, — ото­звался Печальный Рыцарь, и берсерк, почесав пальцами щетину, которая издавала звук ежиных колю­чек, неохотно уплелся в нишу. Рина и ее провожатый проследовали дальше.
— Это что, пароль такой? — прошептала Рина.
— Причем универсальный, — ответил Завьялов.

Между двумя любыми людьми гниющей тушей лежит их эгоизм.

Когда я был юн, то много читал. Сотни, тысячи книг! И легко мог представить себя в любой роли. Путешественника, пирата, благородного разбойника! Мое воображение подхватывало меня и несло! Я брал крепости, отыскивал клады, влюблялся сам, в меня влюблялись! Когда ты молод — все роли твои. А теперь я стар, и мне остались только две роли — роль дряхлого босса мафии и роль доброго волшебника. И обе эти роли мне тесны!

— Я все равно буду с вами! – с усилием сказал Родион. – Всегда.
– Угу, – сказала Наста. – Про «всегда» я поняла. В детстве у меня был аквариум. Любила я это мокрое дело. Рыбки очень добрые, но когда одна рыбка заболевает, к ней сразу подплывает другая и выедает ей глазик. Этим она хочет сказать: «Держись, подруга, я с тобой!»
На лице у Родиона появилось выражение муки. Он подался вперед, точно хотел что-то сказать или объяснить, но вместо этого упрямо и зло махнул рукой и, толкнув незапертые ворота, быстро зашагал к электричке.