По одному виду их сразу можно было отличить от помощников, секретарей и всякого рода обслуживающего персонала. Каждый делегат подходил к столу и, продолжая начатый еще в кулуарах разговор, занимал свое место с той неподражаемой хозяйской непринужденностью, которая буквально кричала: «Мы — сила». В каждом жесте, в каждом взгляде сквозила убежденность в своей полезности, важности того, что они здесь представляют.
Цитаты из книги «Лето перед закатом»
Она только и делала, что говорила и говорила без конца. И вокруг нее тоже была сплошная говорильня. Интересно, это что же, постоянный стиль работы больших международных организаций? Если так, то не приходится удивляться, что…
Эта организация с ее комиссиями, конференциями и еще черт знает с чем, где все тонет в словесах, — это величайшее надувательство века, кормушка для сотен состоящих при ней бездельников.
Не знать, как жить, — привилегия богатых.
Ты ищешь мужчину, который знает ответы на все проклятые вопросы и сможет сказать тебе: делай это, делай то. А такого зверя на свете не существует.
В этом мире избранных общепринятые правила, ценности и нормы неприменимы.
Редкие дети способны прийти в восторг от того, что их «старушенция» навела на себя лоск, что вся светится изнутри.
Она находилась в той стадии вечной молодости, ради достижения которой женщины не жалеют ни времени, ни сил. (Вернее далеко не все женщины, а только те, кому посчастливилось родиться в странах с высоким уровнем жизни).
Эти пущенные в обиход клише, словно взятые с образцового рекламного стенда, обладают такой внушительной силой, что многие твердят и твердят, не задумываясь: Юность — лучшая пора жизни или: Для женщины любовь — это все — до тех пор, пока в один прекрасный день не поймают в зеркале собственное выражение лица в момент произнесения одной из подобных деклараций или же пока не перехватят невольную гримасу собеседника или собеседницы в ответ на свои откровения.
Если бы не замужество, могла бы она стать чем-то выдающимся в своей области? Женщины как будто не так уж часто становятся профессорами.
Миссис Майкл Браун, домохозяйка, никогда плохо не одевалась, но Кейт Браун, сотруднице Всемирной продовольственной организации, предъявлялись совсем иные требования. Перед тем как отправиться за покупками, она на всякий случай спросила Чарли Купера, на какое жалованье она может рассчитывать. Он назвал цифру, услышав которую, Кейт чуть не ахнула. Произнес он это без тени бравады — сразу было видно, что для него это дело привычное и будничное, как будто в мире нет ни профсоюзов, ни жестокой конкурентности, ни бедности, ни мук голода и ничто не может помешать выплачивать такие бешеные деньги международным чиновникам, этим баловням судьбы, без которых человечество просто не в состоянии обойтись.
Маленькая комнатенка, и в ней кровать, стул, комод и зеркало — вот идеал жилища, которе она выбрала бы для себя, если бы ей предоставили право выбора.
Теперь же, присмотревшись и немного привыкнув, она не могла оставаться безучастной и не восхищаться этой яркой толпой представителей нового класса — международных чиновников: они все были как на подбор молодые или моложавые, а если и попадались люди пожилые, то выглядели они весьма и весьма современно, считая старость своим врагом и скусно скрывая ее малейшие проявления.
Организация, под эгидой которой проходит конференция, называется Всемирной продовольственной организацей и занимается изучением того, чем и как питается человечество. Или не питается. В этом зале решались судьбы миллионов маленьких тружеников: какой урожай им надлежит в этом году собрать, как им надлежит питаться, одеваться… и думать.
Кейт, как рачительная хозяйка, прикидывала, во сколько обходятся телефонные переговоры то о переносе сроков, то о выборе места конференции, то об отмене всего того, о чем говорилось накануне; одних этих денег хватило бы, чтобы кормить тысячи людей в течение нескольких недель.
Она изобразила на лице вежливую улыбку, за которой, как за хорошей ширмой, можно было думать о чём-то своём.
Невысказанное точит душу человека изнутри, а стоит выговориться — и то, что наболело, сразу теряет свою разрушительную силу.
Женщина всё чаще и чаще с тревогой сознавала, что не только слова, которые она произносила, и многие мысли, которые приходили ей в голову, были сняты с чужой вешалки и были одеты ею на себя, — самое главное, что чувства, одолевавшие её при этом, никак не соответствовали ни этим словам, ни мыслям.
Она чувствовала себя неловко, получая такое высокое жалование и ничего не делая.
