С минуту в комнате стоит напряжённая тишина; затем от двери раздаётся звук, не поддающийся передаче с помощью алфавита — греческого или английского, не важно: что-то вроде «урргхх» или «арргхх», одновременно очень глубокого и более высокого тона; может показаться, что кому-то медленно режут горло или у кого-то выжигают душу; что чьё-то терпение выходит за пределы всяческого терпения, боль — за пределы нестерпимой боли. Звук раздаётся близко, но в то же время будто бы исходит из самых дальних глубин Вселенной, исторгнут из запредельной и в то же самое время глубочайшей внутренней сути одушевлённого существа, из самой сути его страдания.
Цитаты из книги «Мантисса»
По обеим сторонам от неё — ряды лиц, но вокруг — пустота, словно в чашку с культурой бактерий капнули антисептик. Ничей взгляд не загипнотизирован происходящим так, как её. Глаза её следят за теми двумя с таким напряжением, что даже сверкают. Лишь однажды она отводит взор, чтобы обозреть зловещим молниеносным взглядом ряды молчащих лиц слева, справа и напротив собственного лица. Так могли бы, оценивая, взирать на посетителей своих заведений алчный директор театра или мадам — хозяйка борделя.
— … ты — всего лишь мои собственные слова? Всего лишь воск в моих руках?
— Я бы сказала — дешевый пластилин. Это больше подходит.
Единственная удавшаяся вам строка была та, где доктор говорит, что из вас нужно сделать чучело и выставить в музее.
Я иногда думаю, что было бы гораздо лучше для нас обоих, если бы мы были совсем другими людьми.
— По крайней мере ты всё-таки кое-что для меня сделала. Я смог осознать, что эволюция совершенно сошла с ума, который и так-то был у неё далеко не в лучшей форме, когда вовлекла женщин в эволюционный процесс.
— И извлекла тебя из лона одной из них.
— За что вы вечно отыгрываетесь на нас, устраивая в отместку низкие и злобные трюки.
— А вы — невинные и белокрылые, славные своим неприятием насилия мужчины, ни сном ни духом ни о чём таком и представления не имели!
— Пока вы нас не обучили.
— Не молчи. Продолжай, не смущаясь. За тобой плотными рядами стоят твои сторонники с диагностированной и сертифицированной мужской паранойей.
Дело в том, что я чувствую, как ты становишься всё лучше и лучше — гораздо лучше меня — в умении быть невозможным.
И ты всегда обладал поразительной неспособностью выразить себя. Это так привлекательно — много интереснее, чем обладать умением пользоваться словами. Мне кажется, ты себя ужасно недооцениваешь. Людей, знающих, что они хотят сказать, и умеющих сказать это, десяток на пенни. Неспособность подобрать ключ к тому и другому — поистине бесценный дар. Ты почти уникум, единственный в своём роде.
Всё, на что ты способна, — это диктовать. У меня столько же прав на собственные высказывания, как у пишущей машинки.
Я ничего не имела бы против случайного беглого взгляда. Это ещё один из ваших недостатков. Вы никогда ничего не оставляете воображению.
Послушай, любовь моя, что касается тела, тут у тебя всё в порядке. А вот с интеллектом… Он у тебя подотстал лет этак на триста.
— Но ведь нам обоим было так хорошо вместе! Пока ты…
— Мне не может быть хорошо, когда у меня нет вообще никакого статуса. Когда я и представления не имею, кем я на самом деле должна быть. Когда я знаю, что всё может кончиться в любой момент.
Вы думаете, я ничего в мужчинах не понимаю. Должна вам сообщить, что мой самый первый любовник… да у него в ногте мизинца на ноге было больше сексуальности, чем у вас во всём вашем занудном теле! Или было бы, если бы у него был на ноге мизинец. Он не стал бы спокойно разглядывать груди Мисс Греции-тысяча девятьсот восемьдесят два! <...> Тысяча девятьсот восемьдесят второй — до новой эры, разумеется.
Если хочешь знать, ты говоришь исключительно так, как тебе самой хочется. То есть как испорченная сучонка, которая так же прямодушна, как поворот под прямым углом, и невинна, как стриптизерка в ночном клубе.
— Слушай, а почему бы тебе не взяться писать мемуары? Очень советую.
— Одно могу тебе сказать. Если я бы и взялась их писать, то лишь для того, чтобы поведать правду о таких, как ты. Если хочешь знать, отчего ты абсолютный ноль в сексе и почему обаяния у тебя как у корзины с грязным бельём, так это потому, что — подобно всем мужикам твоего склада — ты ни на йоту не приблизился к пониманию женского интеллекта.
Так чудесно — наконец обрести кого-то, кто понимает.
Нежности в тебе — как в том долбанном кактусе.