Говорю один, сам с собой, в двух шагах от смерти и все-таки лицемерю… О, девятнадцатый век!
Цитаты из книги «Красное и чёрное»
… они не способны тронуть сердце, не причинив ему боль.
Стиль — сущая арфа эолова, — решил Жюльен. — За всеми этими превыспренними размышлениями о небытии, о смерти, о вечности я не вижу ничего живого, кроме жалкого страха показаться смешной.
Любовь! В каких только безумствах не заставляешь ты нас обретать радость!
Мушка-однодневка появляется на свет в девять часов утра в тёплый летний день, а на исходе дня, в пять часов, она уже умирает; откуда ей знать, что означает слово «ночь»?
На какую еще жертву может обречь себя человек из любви к богу, как не на добровольное мучение.
Всякий дрожит, как бы его не сместили. Мошенники ищут опоры в конгрегации, и лицемерие процветает вовсю даже в кругах либералов.
Делайте всегда обратное тому, что от вас ожидают.
Политика — это камень на шее литературы; не пройдет и полгода как он потопит литературное произведение. Политика средь вымыслов фантазии — это всё равно что выстрел из пистолета среди концерта: душераздирающий звук, но при этой безо всякой выразительности.
Рассудочная любовь, без сомнения, умнее любви истинной, но в ней редко случаются моменты самозабвения; она слишком хорошо знает себя, постоянно разбирается в себе; она построена на мышлении, и ей редко удается обмануть мысль.
И вот так же никогда глаз человеческий не увидит Жюльена слабым, прежде всего потому, что он не таков. Но сердце мое легко растрогать: самое простое слово, если в нем слышится искренность, может заставить мой голос дрогнуть и даже довести меня до слез. И как часто люди с черствою душой презирали меня за этот недостаток! Им казалось, что я прошу пощады, а вот этого-то и нельзя допускать.
Какую жалость внушил бы наш провинциал юным парижским лицеистам, которые в 15 лет уже умеют входить в кафе с развязным видом?
У большинства красивых женщин прежде всего стареет лицо.
Благородная душа действует во имя счастья, но её наибольшее счастье состоит в том, чтобы доставить счастье другим… Это гражданская добродетель.
Вы не понимаете своего века. Делайте всегда обратное тому, что от вас ожидают. Это, по чести сказать, единственный закон нашего времени. Не будьте ни глупцом, ни притворщиком, ибо когда от вас будут ждать либо глупостей, либо притворства, и заповедь будет нарушена.
Видно, в самом деле так уж мне на роду написано — умереть, мечтая… А странно всё-таки, что я только теперь постигаю искусство радоваться жизни, когда уж совсем близко вижу её конец.
Он чувствовал душевную усталость от всех тих потрясений, которые он пережил сегодня. «А что я им скажу?» — с беспокойством думал он, вспоминая о своих дамах. Ему не приходило в голову, что вот сейчас его душевное состояние было как раз на уровне тех мелких случайностей, которыми обычно ограничивается весь круг интересов у женщин.
Человек с возвышенной душой как раз и отличается тем, что его мысль не следует по избитой тропе, проложенной посредственностью.
Вот в том-то и беда — увы! чрезмерной цивилизации. Душа двадцатилетнего юноши, получившего кое-какое образование, чуждается всякой непосредственности, бежит от нее за тридевять земель, а без нее любовь часто образуется в самую вкусную обязанность.
Если существует загробная жизнь?… Сказать по правде, если я там встречусь с христианским богом, я пропал, — это деспот, и, как всякий деспот, он весь поглощён мыслями о мщении. Библия только и повествует, что о всяких чудовищных карах. Я никогда не любил его и даже никогда не допускал мысли, что его можно искренне любить. Он безжалостен… Он расправится со мной самым ужасным образом.