Единство — прекрасная вещь. Но то, что цветет сейчас пышным цветом, вовсе не единство. Сейчас единство сводится к стадности. Люди бегут друг к другу, потому что боятся друг друга, — господа к господам, рабочие к рабочим, ученые к ученым! А почему они боятся? Боится только тот, у кого нет согласия с самим собой. Они боятся, потому что никогда не признавали самих себя. Это единство сплошь тех, кто боится неведомого в себе самом! Они все чувствуют, что законы их жизни уже неверны, что они живут по старым скрижалям, что ни их религии, ни их нравственность — ничто не соответствует тому, что нам нужно.
Цитаты из книги «Демиан»
У нас хоть и есть Бог, которого мы чтим, но он представляет лишь произвольно отделенную половину мира (это был официальный, дозволенный, «светлый» мир). А чтить надо уметь весь мир, поэтому нужно либо иметь Бога, который был бы также и дьяволом, либо учредить наряду с богослужением и служение дьяволу.
Ничто на свете не претит человеку больше, чем идти путем, который ведет к нему самому.
Научившись превращать часть своих чувств в мысли, взрослый замечает отсутствие этих мыслей у ребенка и полагает, что ничего и не пережито.
В сущности, это только вопрос любви к покою! Кто слишком любит покой, чтобы самому думать и самому быть себе судьёй, тот подчиняется без разбора любым запретам. Другие сами чувствуют какие-то приказы в себе, для них запретны вещи, которые каждый порядочный человек делает ежедневно, но зато позволительны другие вещи, которые вообще осуждаются. Каждый должен отвечать за себя самого.
Два мира смешивались там друг с другом, от двух полюсов приходили каждый день и каждая ночь.
– Мы всегда слишком сужаем границы своей личности! Мы причисляем к своей личности всегда только то, в чём усматриваем какую-то индивидуальную, какую-то отличительную особенность. Но состоим то мы из всего, что есть в мире, каждый из нас; и точно так же как наше тело носит в себе всю родословную развития до рыб и ещё дальше назад, так и в душе у нас содержится всё, чем когда-либо жили души людей. Все боги и черти, которые были когда-либо, будь то у греков, китайцев или у зулусских кафров, все они в нас, все налицо как возможности, как желания, как выходы из положения. Если бы вымерло всё человечество и остался один-единственный, сколько-нибудь способный ребёнок, которого ничему не учили, то этот ребёнок снова обрёл бы весь ход вещей, снова смог бы создать богов, демонов, рай, заповеди и запреты, ветхие и новые заветы – решительно всё.
— Как я рад! Мне кажется, я всю жизнь был в пути — и вот я пришёл домой.
— Прийти домой не дано. Но там, где дружественные пути сходятся, весь мир на какой-то час уподобляется дому.
Птица выбирается из яйца.
Яйцо — это мир.
Кто хочет родиться, должен разрушить мир.
Птица летит к Богу.
Жизнь каждого человека есть путь к самому себе, попытка пути, намек на тропу. Ни один человек никогда не был самим собой целиком и полностью; каждый тем не менее стремится к этому, один глухо, другой отчетливей, каждый как может.
Присмотрись к человеку достаточно внимательно, и ты будешь о нём знать больше, чем он сам.
Не надо бояться и не надо считать запретным ничего того, чего желает наша душа.
Большинство вещей, которым нас учат, конечно, вполне правдивы и правильны, но на всё можно смотреть и совсем не так, как учителя, и тогда они большей частью приобретают куда лучший смысл.
Во всем этом событии, этот миг был самым важным и запомнился прочнее всего. Это была первая трещина в священном образе отца, первый надлом в опорах, на которых держалась моя детская жизнь и которые каждому человеку, чтобы стать самим собой, надо разрушить. Из этих событий, не доступных ничьему зрению, состоит внутренняя, существенная линия нашей судьбы. Такая трещина, такой надлом потом зарастают, они заживают и забываются, но в самой тайной глубине они продолжают жить и кровоточить.
Жил-был человек, который любил без надежды. Он совсем ушел в свою душу и думал, что сгорает от любви. Мир был для него потерян, он не видел ни синего неба, ни зеленого леса, ручей для него не журчал, арфа не звучала, всё потонуло, и он стал несчастен и беден. Но любовь его росла, и он предпочел бы умереть и совсем опуститься, чем отказаться от обладания красавицей, которую он любил. Он чувствовал, как его любовь сжигала в нем все другое, а она становилась мощнее, она притягивала, и красавице пришлось повиноваться, она пришла, он стоял с распростертыми руками, чтобы привлечь ее к себе. Но став перед ним, она вся преобразилась, и он, содрогаясь, почувствовал и увидел, что привлек к себе весь потерянный мир. Она стояла перед ним и отдавалась ему; небо, лес и ручей — все великолепно заиграло новыми, свежими красками, бросилось к нему, принадлежало ему, говорило его языком. И вместо того чтобы обрести только женщину, он обнял весь мир, и каждая звезда на небе горела в нем и сверкала радостью в его душе… Он любил и при этом нашел себя. А большинство любит, чтобы при этом себя потерять.
О, как нехороша была на вкус жизнь!
Да, надо найти свою мечту, тогда путь становится лёгким. Но не существует мечты вековечной, каждую сменяет какая-то новая, и задерживать нельзя ни одну.
Мы слишком много говорим…<...> Умные разговоры ничего не стоят, ровным счетом ничего. Уходить от самого себя грех. Надо уметь целиком забиваться в себя, как черепаха.
Есть много путей, на которых Бог способен сделать нас одинокими и привести к себе.
Мой грех состоял не в чем-то, а в том, что я пожал руку дьяволу. Теперь дьявол не отпускает мою руку, теперь враг не отступает от меня.