Квартира, уже бессердечно позабывшая своих прежних евреев, дохнула ей в лицо молчаливым, инфернальным ужасом одинокого похмелья.
Цитаты из книги «Хирург»
Она стала похожа на карикатурную шлюшку из советского журнала «Крокодил».
Хасан знал, что каждую душу придется протрясти сквозь самое частое сито, пропустить сквозь самые мелкие ножи, чтобы потом никогда не вспоминать о получившемся человеческом фарше. И никогда не сомневаться в том, что из него можно вылепить все, что угодно. Ему угодно.
Нельзя заставить мужчину отдать его единственную жизнь за самку, какой бы сладкой она ни была. Поэтому цена за человеческую жизнь должна превышать цену самой жизни. И Хасан определил эту цену. Не сразу — но определил. И всегда расплачивался честно.
Зэков-химиков элементарно не хватало, феремовские работяги en masse задницу себе понапрасну не рвали.
Блаженна страна, в которой женщины смотрят так на мужчин, в ней всегда найдутся приют и работа бродячим демографам!
Будущее его было безупречно, предсказуемо и прозрачно, как чистый медицинский спирт, которым он и ужрался как-то вечером с коллегой по ординаторской до самых настоящих розовых слонов — толстых, торжественных и бесшумных.
Время — это сыр. В смысле — как сыр. Хасан не понял. И тогда голос пояснил — дырки.
Оттуда его жестоко шуганул дворник, дядька незлой, но тихо и очень причудливо ненормальный. Заключенный никем не замеченной шизофренией в очень красивый и необыкновенно сложный мир, полный цветных сполохов, заботливых голосов и изысканно сложных ритуалов, дворник требовал от вверенного ему контингента соблюдения целого конгломерата самых невероятных правил.
Хочешь завербовать человека — ищи недовольного или труса и ломай его об колено!
Редкая муха успевала пролететь между хрипуновским «захотел» и хрипуновским «сделал».
Это было волшебное время — время семи небес, семи земель, семи планет, семи цветов, семи металлов и семи звуков.
И они служили. Рабски, беспрекословно, фанатично, неслыханно, с огоньком. Как никто никогда и никому не служил на этой земле. Ни за какие мыслимые почести и блага. Чтобы раз в год, дрожа, прийти в дом Хасана ибн Саббаха и увидеть там свою смерть. Увидеть. И не умереть.
Ушла. Совсем ушла, тихо закрыв за собой дверь. И света не стало. Ни света. Ни боли. Ни жизни. Ничего.
Неограниченно владеть тем, о чём мечтают все остальные, не только скучно, но и тяжело.
И это всё в ритме шагов, в промежутках между вдохами, в ужасном режиме выжженной каждодневной жизни.
От цирроза, разумеется. А от чего ещё умирают простые русские люди?
Стремительно убежала, бросив Хрипунова в тёмном коридоре, пропитанном ароматами вечной тухлятины и нестрашной молодой нищеты, которая ещё надеется на то, что всё это — черновик, и потом, очень скоро, наступит настоящая жизнь, которую можно будет прожить набело — счастливо и хорошо.
Деньги не делают человека свободным. Они делают его неуязвимым.
Словом, брехали так, что самим становилось стыдно.