… быть дураком куда приятнее, чем жить под бременем ума. Дураки определенно счастливее. Я не намерен усваивать полностью мироощущение дураков, но лишь извлечь из него кое-какие полезные компоненты, которые растворены в нем наподобие микроэлементов: жизнерадостность, пофигизм, способность ничего не принимать близко к сердцу, легкость бытия, мысли. Благодать!
Цитаты из книги «Как я стал идиотом»
… покупая одежду, он тщательно выяснял ее происхождение, чтобы не дай бог не участвовать в эксплуатации азиатских детей на фабриках компании «Nike» и других международных гигантов. Поскольку реклама есть покушение на свободу выбора, узурпация прав потребителя, вторжение в сферу его воображаемого и подсознательного, Антуан завел тетрадь, куда записывал названия всех торговых марок, участвующих в этой психологической войне, и не покупал их никогда. Кроме того, он вел список предприятий, которые занимаются сомнительным, с моральной точки зрения, бизнесом, заражают среду, инвестируют в экономику недемократических стран или проводят массовые увольнения при растущих прибылях. Не покупал он также продуктов со всякой химией, консервантами, красящими веществами, антиоксидантами и, когда финансы позволяли, предпочитал платить дороже за биологически чистую еду. Не то чтобы он был убежденным экологистом, пацифистом, интернационалистом, а просто делал то, что требовала совесть; его поведение диктовалось скорее нравственными идеями, нежели политическими взглядами. В общем, Антуан сильно смахивал на святого эпохи общества потребления.
Есть такая китайская поговорка, суть которой сводится примерно к тому, что рыба не может знать, когда она писает. Это вполне применимо к интеллектуалам, считающим себя умными потому, что они занимаются умственным трудом. Каменщик работает руками, но у него тоже есть разум, который говорит ему: «Э, стена-то вышла кривая, к тому же ты положил мало цемента». Происходит постоянное взаимодействие между его головой и руками. Интеллектуал работает только головой, которая ни с чем не взаимодействует, руки не говорят ему: ‘Эй, чувак, опомнись! Земля-то круглая!’ У интеллектуала не происходит такого внутреннего диалога, поэтому он воображает, будто способен судить обо всем на свете. Он как пианист, который, исходя из того, что виртуозно владеет руками, решил бы, что может с равным успехом быть и боксером, и нейрохирургом, и художником, и карточным шулером.
Честность и точность — помехи для риторики, они не годятся для дебатов.
— Ну и ну! Пишете научную работу по спиртным напиткам?
— Нет, я… как бы вам сказать… собрался спиться. Но перед этим решил ознакомиться с предметом.
— Вы сумасшедший, да? Зачем вы изучали эти… эти штуки…
— Мне было интересно. А еще я почти закончил дипломную работу по…
— Это профессиональное самоубийство, вы выучились на безработного!
Смерть — это не воля случая, это скрытая воля общества, которое травит нас выхлопными газами, морит в войнах и катастрофах…
Те, кого интересует слишком много даже то, что, в принципе, их не интересует, а они пытаются понять почему, расплачиваются за это одиночеством.
Богатство не самоцель, надо, чтобы восхищение и зависть друзей, знакомых, прохожих на улице стали зеркалом вашего успеха. Разбогатеть — ещё полдела, надо теперь научиться хотеть того, чего хотят богатые.
Государству следовало бы позаботиться о подготовке алкоголиков в масштабе страны, проводить соответствующий инструктаж, чтобы каждый знал свою норму, индивидуальные отклонения в восприятии времени и пространства, а также собственной персоны…
Машины извергали выхлопные газы, которые витали в воздухе, словно пыльца новой эры, оседая в легких парижан и осеменяя флору грядущей больной цивилизации. Агония растительности — деревьев, кустов, травы, — безмолвная и незримая для людских глаз, воспринимающих лишь то, что движется, привычно вписывалась в систему городской жизни. Автомобили творили нового человека, у которого не будет ног, чтобы прогуляться по асфальтированным дорогам своей мечты, а будут одни колеса.
Почему я не такой, как все? Я хочу жить обычной жизнью, хочу пошлого мещанского счастья, хочу быть обывателем. Муравьем в муравейнике.
Он давно за ними наблюдал и в глубине души восхищался ими, настолько гармонично они вписывались в современную жизнь, наделенные от рождения ценнейшим даром разностороннего кретинизма, ничем не омраченного, счастливого, невинного и идеального в своей законченности, глупостью, приятной во всех отношениях для них и для окружающих, ни в малейшей степени не злонамеренной и ни для кого не опасной.
Широта его собственных вкусов и пристрастий закрывала для него доступ в группы, сплотившиеся на основе отторжения чего-либо. Он остерегался единодушия, замешенного на ненависти, и именно его любознательность и открытость, для которой не существовало ни границ, ни кланов, делали его чужим в родной стране.
Жизнь — хищник, питающийся чеками и кредитными карточками.
Человеческая натура настолько удивительна и богата, что надо обладать поистине непомерным самомнением, чтобы не робеть хоть чуть-чуть перед другими людьми, перед тем неизведанным и непознаваемым, что таится в каждом.
Общество решает, когда нам умереть, ибо от него зависит качество нашей пищи, состояние окружающей среды, условия, в которых мы работаем и существуем. Когда мы рождаемся, нас не спрашивают, хотим мы этого или нет, мы не выбираем язык, страну, эпоху, свои пристрастия и вкусы, не выбираем себе жизнь. Наша свобода только в смерти: быть свободным значит умереть.
Если мысль ведет к изоляции от общества вследствие неизбежного дистанцирования наблюдателя от своего объекта, то пьянство, напротив, сближает нас с миром, помогает найти в нем место.
Чашка кофе — атрибут статуса, каждый настоящий трейдер обязательно держит в руке или под рукой недопитую чашку кофе.
Что ж получится, если я умру в девяносто лет естественной смертью? Но этого не случится! Я не допущу такого унижения!