Как закономерно было то, что Ронан, предоставленный сам себе, претворял в жизнь красивые автомобили, красивых птиц и добросердечных братьев, тогда как Адам, когда наделён силой, претворял в жизнь мерзкую цепь извращённых убийств.
Цитаты из книги «Голубая лилия, лилейная Блу»
— Не могу поверить, что ты не где-нибудь мёртвая, — Ронан говорил Блу. — Ты должна быть где-нибудь мёртвая. Возможно, признаком раздражения Гэнси от этой ситуации было то, что он не поправил Ронана. — Спасибо за твою заботу, — ответила она.
Адам ощутил поразительное неравенство их отношений: Ронан знал Адама, но Адам не был уверен в том, что знал-таки Ронана.
Они оценивали друг друга. Адам, справедливый и осторожный, и Ронан, тёмный и воспламеняющий. Самый истинный Ронан.
Гэнси кивнул в одобрении. Он не понимал плана, но ему это было не нужно: он доверял суждениям Адама.
Адам спросил:
— Зачем? Скажи мне настоящую причину.
— Меттью… — Ронан снова начал и снова остановился.
Адам ждал.
Ронан произнёс:
— Меттью мой. Он один из мои.
Адам не понял.
— Я нагрезил его, Адам! — Ронан был зол… каждая его эмоция, которая не была счастьем, была злостью. — Это значит, что когда… если что-нибудь случится со мной, он станет таким, как они. Как мама.
Она так сильно хотела присутствия парней или Кайлы, или матери, или… У неё было так много людей, которых она принимала как должное всё время. Ей никогда не требовалось раньше быть по-настоящему испуганной. Всегда у неё была другая рука, чтобы её поймать, или, по крайней мере, держать её, когда они падали вместе.
— Я слышал, если ты хочешь сделать магию, — сказал он, — попроси мага.
— Не говори остальным, — попросил Гэнси.
— Я мёртвый, — ответил Ноа, — А не дурак.
Не ссорься с Гэнси. Не ссорься с Блу. Не ссорься с Гэнси. Не ссорься с Блу. Не было смысла говорить себе не ссориться с Ронаном. Они вновь поссорятся, потому что Ронан всё ещё дышит.
Ноа хохотнул и показал им кассету, на которой рукой Ронана было написано: «В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ХОНДАЁТЫ ПЭРРИША». Другая сторона гласила: «ДЕРЬМО-КАССЕТА «ПОЙ СО МНОЙ».
— Извини, — сказал он. — Я вёл себя как мудак.
Ноа ответил:
— Мы не это хотели сказать.
— Я это, — возразила Блу.
Оба парня были дружелюбны, но не были друзьями. Генри тусовался с ванкуверской толпой, а Гэнси тусовался с мёртвыми уэльскими королями.
Гринмантлу не нравилось бесстрашие на его лице. Даже не бесстрашие: это было отсутствие выражения в целом. Он задумался, что же было в конверте. Исповедь молодых социопатов.
— Для чего нужно лицо?
— Этические и духовные результаты ослепления.
Гринмантл целился дробовиком в грудь Джесси Диттли. Ему сильно это не нравилось. Он не любил что-то делать своими руками. Ему нравилось нанимать людей, чтобы те совершали что-то за него. Он любил держать своих отпечатков пальцев при себе. Ему не нравились тюрьмы.
И что-то ещё: дружбу в её непоколебимом виде. Дружбу, на которой можно поклясться. Которая может сломаться до основания и возвратиться сильнее, чем раньше.
Если Мора была там, на горе, Персефона должна быть способна это сказать. Но если Мора была там, на горе, то Персефоне не нужно было бы говорить.
В холле стоял Ричард Кемпбел Гэнси III в школьной форме, пальто, шарфе и перчатках, выглядя, как кто-то из иного мира. За ним был Ронан Линч, его дьявольский галстук в этот раз был завязан ровно, а рубашка заправлена.Унижение и радость яростно боролись в Адаме.
— Может, я тебя нагрезил, — сказал он.
— Ну, тогда спасибо за ровные зубы, — ответил Адам.