Но я твердо знаю одно: нельзя упорно не верить тому, что вам подсказывают ваши чувства.
Цитаты из книги «Тёмная Башня II: Извлечение троих»
… единственно верное правило, из которого нет исключений, — это то, что существуют правила, к которым это не относится.
Бессердечное существо — это существо, не умеющее любить, а существо, не умеющее любить, — это животное. Зверь. Если бы быть только зверем, это еще можно как-то вынести, но человек, который стал зверем, должен будет потом расплатиться за это, и плата будет страшна… но что, если ты все же достигнешь того, к чему так стремишься? Что, если ты, бессердечный, возьмешь приступом Темную Башню и покоришь ее? Если в сердце твоем нет ничего, кроме тьмы, что тебе остается, как не превратиться из зверя в чудовище? Добиться своей вожделенной цели, будучи зверем, – в том была бы какая-то горькая ирония, это все равно что рассматривать слона через увеличительное стекло. Но добиться своей цели, будучи чудовищем…
Если ты убиваешь того, кого любишь, значит, ты проклят.
Спорить с влюблённым — всё равно что пытаться вычерпать море ложкой.
— Все ты понимаешь, у тебя просто нет чувства юмора. Куда оно делось?
— Отстрелили, наверное, где-нибудь на войне.
Нет, сахар — не кокаин. Только Роланд не мог понять, зачем нужен этот кокаин или любое другое запретное зелье в мире, где такое сильное средство, как сахар, настолько доступно и дешево.
Вина, запомните, малыши, всегда лежит в одном месте: на человеке достаточно слабом, чтобы нести ее бремя.
Есть люди, которым нужно быть нужными другим людям. Ты меня не понимаешь, потому что ты — не такой человек. Сначала ты мною воспользуешься, а потом выбросишь, как ненужный бумажный пакет, если к тому все и идет. Ну и пошел ты подальше, дружище. Ты — натура достаточно тонкая, чтобы тебе из-за этого было больно, и все же — достаточно крепкая, чтобы идти напролом и использовать тех, кто рядом, если так будет нужно. Не из-за того, что ты такой мерзавец. Ты просто не сможешь иначе. Если я буду валяться тут на берегу и вопить о помощи, ты просто перешагнешь через меня, если я вдруг окажусь между тобой и твоей чертовой Башней. Я ведь правильно излагаю? <...> Но не все люди такие. Есть люди, которым нужно, чтобы они были нужны другим.
Её лицо, поднятое к небесам, было красиво до невозможности, до жути: неопровержимая красота в мягком мерцании ночного костра, красота, о которой не ведает та, кто отмечена ею, а лишь смотрит на небо, на единственную звезду широко распахнутыми в изумлении глазами и тихо смеется.
Как какой-нибудь дурень из Техаса надумал съездить в городок Задницу Засвербило, что в штате Аляска, только карты дорог у него нет и что туда ходит, он тоже не знает.
Там я провозглашу все их имена!
Боже, не дай мне умереть таким голым и жаждущим дозы…
За какие грехи тебе дана эта способность: возбуждать в людях такую преданность?
Не стоит питать добрых чувств к тем, кому ты неизбежно сделаешь плохо, иначе тебе будет плохо тоже.
Ребенок не понимает, что такое молоток, пока, забивая гвоздь, не ударит себе по пальцу.
Вот ответ всякой матери, проклинающей Бога за то, что ребенок ее погиб ни за что ни про что, любому отцу, которого выгнали с фабрики, лишив работы, любому ребенку, который рожден для боли и спрашивает: «За что?». Наши жизни — как эти карточные домики. Иногда они падают по какой-то причине, иногда они падают безо всяких причин.
Прыг да скок, туда-сюда, крыша едет — не беда; жизнь — лишь сон, а мир — фуфло.
Это, братец, западло, только ты не унывай, а лучше вмажемся давай.
Кино — это подобие жизни, а жизнь — подобие кино.
Вижу первую звезду,
по секрету ей шепну:
У меня, звезда ночная,
есть желание одно.
Я тебе его доверю,
Пусть исполнится оно.