Вот в чём беда нашей страны: всё тут, и погода, и что ни возьми, — держится слишком долго. И реки и земля наша: неясные, медлительные, буйные, создают и кроят людскую жизнь по неумолимому и хмурому образу своему.
Цитаты из книги «Когда я умирала»
Она ставит корзину в повозку и влезает сама; нога длинно заголилась под натянувшимся платьем: этот рычаг, который переворачивает мир; эта половинка циркуля, которым меряется длина и ширина жизни.
Богатство — ничто перед лицом Господа, потому что Он видит сердце.
Тяжелая жизнь у женщин, верно. У некоторых. Моя мама, скажу, умерла на восьмом десятке. Работала каждый день, в дождь и в вёдро, ни дня не хворала с тех пор, как родила последнего — а потом вроде огляделась вокруг, пошла, взяла ночную рубашку с кружевом, сорок пять лет пролежавшую в сундуке и ненадёванную, надела, легла на кровать, натянула одеяло и глаза закрыла. «Вам теперь за отцом ухаживать. — сказала. — Старайтесь. Устала я».
Чтобы родить тебя, нужны двое, а чтобы умереть — один. Вот как кончится мир.
Если это наказание, то неправильное. Других дел, что ли, у Господа нет? Должны быть.
Ну разве может человек их понять? Вот я прожил с одной пятнадцать лет, и будь я проклят, если понял. <...> Ну кто их разберет? Только решишь, что они хотят одного, тут же понимай всё наоборот, да ещё, чёрт возьми, взбучку получишь за то, что не так её понял.
А когда поняла, что у меня есть Кеш, я поняла, что жизнь ужасна и что это – весь ответ. Тогда мне стало понятно, что слова бесполезны; что слова не годятся даже для того, для чего они придуманы. Когда он родился, я поняла, что материнство изобретено кем-то, кому нужно было это слово, потому что тем, у кого есть дети, все равно, есть для этого название или нет. Я поняла, что страх изобретен тем, кто никогда не знал страха, гордость — тем, у кого никогда не было гордости.
… промашка у каждого может случиться, но не каждый, скажу, выйдет после неё без убытка. Не все, скажу, могут съесть свои ошибки.
Солнцу час до горизонта, лежит на тучах, как кровавое яйцо; свет стал медным: глазу — зловещий, носу — серный, пахнет молнией.
Сломанная кость всегда погоду чувствует…
Помню, в молодости я думал, что смерть — явление телесное; теперь я знаю, что она всего лишь функция сознания — сознания тех, кто переживает утрату. Нигилисты говорят, что она — конец; ретивые протестанты — что начало; на самом деле она не больше, чем выезд одного жильца или семьи из города или дома.
Грех, любовь, страх — просто звуки, которыми люди, никогда не грешившие, не любившие, не страшившиеся, обозначают то, чего они никогда не знали и не смогут узнать, пока не забудут слова.
Смысл жизни — приготовиться к тому, чтобы долго быть мёртвым.
Что у тебя есть, то тебе дал Господь, даже если послал через дьявола; будет Его воля, Он и заберет, без твоей помощи.
Кора правильно говорит: ему, чтобы выправиться, жена нужна, и все. А я думаю, что если человеку ничего, кроме жены, не поможет, то на нем можно ставить крест.
Я иногда задумываюсь, кто имеет право решать, нормальный человек или ненормальный. Иногда мне кажется, что нет между нами совсем нормального и совсем ненормального, и кто он есть – мы договариваемся и решаем. Выходит, не то важно, что человек делает, а то, как большинство людей посмотрит на его дела.
Кто знает грех только по словам, тот и о спасении ничего не знает, кроме слов.