Цитаты из телешоу «Воскресный вечер с Владимиром Соловьёвым»

Я сильно переживаю за безработных в Соединённых Штатах, переживаю прям есть не могу, понимаете, меня так волнует безработица в Соединённых Штатах… Перестаньте! Перестаньте сбрасывать бомбы на Ирак, отдайте их своим рабочим!

Надо просто понять — трезво, спокойно и без особых истерик, в каком состоянии мы сидим. Мы — такая распадающаяся империя, которая, с точки зрения США, которая еще какое-то время может повыкаблучиваться, а затем с ней можно продолжать работать. Это подсказывает любая логика, помимо нашего собственного лобби внутри США на тему ликвидации нынешнего начальства, которое не вечно. Ну хорошо, ну пройдет пять лет, пройдет десять лет. Дальше можно будет работать. Будет другое начальство, не такое упорное. Фактор личности в истории. Я — то как раз вижу в качестве некоторого потенциала достаточно неприятных событий вплоть до большой европейской войны, провоцируемой с украинской скорее всего территории 2024-25 год, если, конечно, что-то у нас не сыграет на опережение. И, наверное, годы 30-е, когда будут основные усилия по расчленению Российской Федерации, того, что осталось от Советского Союза. На это много что показывает, в том числе те шаги, которые предпринимают наши соседи, бывшие советские республики с отказом от русского языка. Видно, (с точки зрения Америки) как это идет. Более того, учитывая то, как мы сами к себе относимся, <...> как вы в 90-е себя назвали, полуколонией, которая переваривается, интегрируется, и другого пути у нее нет, так все то, что у нас в этой сфере (педагогике) работает, так оно и работает. Надо просто дать возможность туземцам самим себя изничтожить. Эта схема в 90-е а с Японией сработала. У вас такой когнитивный диссонанс.
— Предположим, это случится. Какая дальнейшая судьба уготована?
— А какая у индейцев была судьба в резервации? Дальше — делать все, что можно уже с другой базой. Может, ты и хотел бы сопротивляться, но тебе нечем и некем.
Убираем в сторону эмоции. Ограниченная ядерная война. Надо — будет, исходя из эксперимента… Пугалки, что из ядерной войны не может быть победителя. Если в это веришь — молодец. А если твой противник не верит в это? Зачем разбираться, почему он не верит, и убеждать, что будет ядерная зима? Может будет, а может и не будет. В конце концов в истории планеты, в том числе за время существования рода человеческого были катастрофы куда страшней чем ядерная зима. Когда Флергейские поля взорвал мега вулкан, где сейчас Неаполь, на шесть метров Индию засыпало этим пеплом. Какая-то часть уцелела. И если есть идея, что все это произойдет не на территории США, то почему бы эксперимент не провести?
В этой ситуации единственное что есть у тебя в качестве потенциального индейца, который может уцелеть в резервации (а может и не уцелеть), это отработка соответствующих стратегий. Что делать для того, чтобы не просто отвечать на такого рода действия? А что делать для того, чтобы их предотвращать? И твердое понимание не про американский народ. А про то, что никто в американском руководстве (именно руководстве и только руководстве) не уцелеет в этой ситуации. Их бесполезно пугать миллионами жертв. А вот то, что никто в этих командных пунктах, именно там не уцелеет при любом конфликте такого рода.

Нет ничего нового под звездами. Афины воевали со Спартой, не обращая внимания на варваров из Македонии, и уж тем более на какой-то заморский Рим, кто они там такие. Византия дралась с Ираном на Аравийском полуострове. А потом вышли арабы. Из пустыни. Их не было, они были никто, никакой мировой религии у них не было. И вдруг появилась. А Иран и Турция ждали, что придут монголы? Не ждали. Никогда и никто этого не ждет.
У нас идет великое переселение народов. Такое, что прошлое покажется мелочью. <...> И как с этим справиться? Да никак. <...> Мы же говорим не с миром государств. Мы говорим с миром кланов и племен, каждый из которых сам по себе. <...> Мы живем в мире структур, которые возникли после второй мировой войны. Этот мир умирает. И Трамп это хорошо понял. Он готовится к новому миру. Какой будет этот новый мир? Будем ли мы понимать, что мы там делаем, какие наши цели и задачи? И что мы можем сделать, чтобы обезопасить себя, свое окружение, мир, в котором живем, включая столь нелюбимую нами Европу? Какая ни есть (Европа), но ближе, чем Африка. А вот это — большой вопрос.

Наполеон даже Москву взял. Тоже выигрывал. Все меняется в этом мире. <...> Мало ли, что мне нравится хельсинский договор. Я бы очень хотел, чтобы в рамках хельсинского договора границы Европы были нерушимы. Сколько прошло лет, перед тем, как границы Европы обрушились, между Хельсинки? 15? Покажите мне на карте Югославию, Советский Союз. А я с интересом посмотрю, как там международное право, живо ли оно.

Этот вопрос не на мою зарплату!

Ну ты не можешь выигрывать гонки, какой ты ни на есть Шумахер, когда у тебя вся твоя бригада одновременно гайки с машины откручивает и по карманам распихивает. Так не бывает!

На кой чёрт там всё это «безобразие на конной тяге» международным сообществом так облизывается?..

Дайте мне сказать. Иначе вы сейчас действительно услышите, что такое российские «Грады».

Не было более лицемерной религии, чем католичество. Все формы христианства менее лицемерны.

Очень часть путают понятия. Идеология — это мировоззрение, которое в нормальное стране, в нормальном обществе базируются на какой-то общей базе. А база — это общий интерес. Хотя у людей может быть разный подход: как добиться лучшего прогресса развития народа государства и государства. В России это было. Со всеми отклонениями… Это выразил Пушкин: «Всяк сущий в ней язык». Понятие общности, общего государства — было. Произошел перегиб при Советской власти. Заменили понятие любовь к Родине любовью к одной идеологии. Когда разрушали это общество, не имели никакого понятия — а что вместо? И выбросили как советскую идеологию элементарные понятия, которые были — любовь к Родине, патриотизм, государственные интересы. Все это считается пережитками социализма, коммунизма, сталинизма… Вместе с водой выплеснули ребенка. <…> Только в рамках единого российского государства у вас есть будущее. Тот, кто это понимает, он ставит в первую очередь интересы государства. Либералами у вас называют несправедливо. Либерализм — это совершенно другое. Это в первую очередь терпимость. А российские либералы отвергают само понятие государства. «Если государство мне не служит, зачем мне такое государство?» Я это слышал от олигархов, которые отсюда уехали. И забыли, что сказал Кеннеди. Не спрашивай государство, что оно может сделать для тебя, спроси себя, что ты можешь сделать для государства. Он любил Америку как свою страну. Эта идеология (если ее называть идеологией) была у Кеннеди. Но это не типично для Америки. <…>
А в Китае наиболее почитаемым является учитель… А торговец — на самой низшей ступени. <…>
Прежде всего надо вернуть народу ощущение, что это его страна. Что вне этой страны он не будет человеком. И народ не получит развитие. Кто покинул Россию — разорвали связь своих детей с этой страной. <…> Россиянами будут те, у кого дети и внуки будут любить Россию, живя в ней. Вне России — это не любовь. Это болельщики.

Надо заметить два момента в мнении о Сталине. Первое. Чем больше публикуется о нем информации, тем больше растет его популярность. Невозможно говорить о том, что люди судят о Сталине под влиянием какой-то пропаганды. Или промывания мозгов. Количество и разнообразие пропаганды достаточно, и никто ее не направляет и не подавляет.
Второе. Произошла корреляция. А если бы спросили, те, кто против Сталина, кто критикует Сталина, как они относятся к России вообще. И к этому государству. Почти все они отрицают это государство. За редким исключением. И поэтому создается мнение, что люди используют образ Сталина и те несомненные трагические события, которые с ним связаны, для того, чтобы вести пропаганду рософобии, против России. И эта корреляция врагов России, которая в народе определяется как предатели России, автоматически переходит на тех, кто выступает с критикой Сталина. Если бы подходили к этому объективно, как делают французы, подходя к исторической личности, оценивая его объективно, не внося в это политику, не пытаясь на этом дискредитировать страну вообще, народ и государство.
Во Франции императора не выбросили из пантеона. А здесь — выбросили. Это говорит о культуре
Сегодня люди относятся к Сталину и и видят в нем положительное, они защищают себя и свою страну от тех, кого они считают врагами, от тех, кто страны не хотят, от тех, для кого Сталин — только предлог и инструмент. Объективной оценки роли Сталина пока еще не делают. Каждый пытается на этом заработать политический капитал. Отрицательный или положительный. Шельмовать Россию, дискредитировать Россию, доказывать, что это государство никогда настоящим государством не было и все достижения России, которые были сделаны в эпоху власти Сталина, это все обман и преступления. Народ не может поверить в то, что живет в государстве, созданном обманом и преступлением. Это естественное сопротивление народа. Иначе он бы не выжил. Именно в этом причина роста популярности Сталина. Мнение выражается не за Сталина, а за себя и свою страну, свой народ. .

Когда пытаемся понять то, что написали эти три американских деятеля, это можно сделать, только поняв культуру этих людей и вообще, на чем она основывается. Эта культура очень не только циничная, но и лицемерная. И поэтому она похожа на то, что они пишут, как они говорят как это было в поздние годы советской власти. Не коммунистической, а псевдо-коммунистической. Поскольку я тогда рос, я научился читать советскую прессу и понимать, что там написано. Я считаю, что то, что они сказали, надо отделить обычную пропаганду демагогическую, без которой они говорить не могут, как всегда говорили — с лозунгами. А что там действительно сказано, что не относится к пропаганде? К пропаганде относится российская угроза, к пропаганде относится то, что написано о Путине. Они это обязаны сказать. Они не могут этого не сказать. Не могут же они вдруг выступить и давать правильную оценку своему народу, по которой все что делали, было неправильно. Но что там есть? Они боятся войны. Они четко указывают, что сегодня — боязнь войны. И какая причина? Слишком близко стоят армии России и Запада. Они не говорят, как они вдруг оказались близко. Они констатируют факт. И отмечают это как опасность войны.
Второе то, что они там указывают. Они первый раз за всю историю говорят: вооружение США должно догнать Россию и Китай в области летающих ракет на гиперзвуке. Т. е. первый раз официально они признают: мы отстаем.
<...> Они не обращаются к президенту. Потому что они видят, что основным инструментом для обострения отношений с политической точки зрения являются именно Конгресс и Сенат. И поэтому к ним обращаются. И страх.
А то, что они предлагают старую схему, так эта схема понятна, она уже была. Давайте подпишем какое-то соглашение, будем сдерживать Россию, а сами — наращивать наше вооружение. А почему они вдруг это написали? Это не просто сидели трое на завалинке… Это — попытка что-то сделать в последний момент. Американцы боятся. Потому что в первый раз появилось соотношение сил — то, чего никогда не было после второй мировой войны.

Все начинается с определения. Что такое репрессии? Репрессии — это люди, которые осуждены судебными органами вопреки законам государства по политическим мотивам. И нельзя говорить, что в отношении этого можно нарушать закон, а в отношении этого — нельзя. Кто этот человек и что он делал не имеет никакого отношения в данном случае к тому, за что его расстреляли. В первую очередь надо определить, где, когда и как был нарушен закон. В какой степени.

— Для чего изучают историю? Чтобы не повторять ее ошибки. Без того, чтобы вы объективно изучили свою историю не в угоду политической конънюктуре и всякого рода спекулянтам (Тогда вы поймете, что произошло в вашей стране, как произошло, и в чем были нарушены законы) Без этого историю не изучают.
— Прочитав «Дети Арбата», «Войну и мир»…
— По романам историю не изучают. По романам изучают литературу. Историю изучают по документам и свидетельствам. Все остальное не имеет никакого отношения к истории. Роман отражает точку зрения и определенные мысли того, кто его написал. Даже если этот роман называется историческим. Главное — документ. Историю изучают по документам. Как и археологию изучают по документам. Только на основании этого можно прийти к каким-то выводам. А не подгонять это каждый раз под политическую конъюнктуру того или другого. Тогда картина будет совершенно другая. Не та, которую хотят нарисовать за или против. Можно заниматься сколько угодно речами на митингах, но это не история.

Чтобы не было политических репрессий, должно быть абсолютное верховодство закона. Абсолютное верховодство закона в демократическом государстве определяет Конституционный суд. Он — хранитель Конституции, чтобы не было антиконституционного закона, которые были в фашистской Германии, которые принимали в Советском Союзе. Пока закон будет над политической властью, репрессий не будет.

Нынешняя Украина никогда не «протянет ноги», пока ходит с «протянутой рукой».

Я думаю, закрыть надо Америку…

Врать — как с горы катиться.

Я не согласен с Андреем, который произнес фразу о том, куда мы идем. Куда мы идем, мало кто знает. И куда мы придем, никто не знает.
— Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах [реплика Вл. Соловьева]
— Как мы идем — вот это очень важный момент. По поводу базовых ценностей. Небезразличие — одна из базовых ценностей. Конечно семья, и много еще каких реальных вещей… Они как правило при рождении и при похоронах очень чувствуются. Они еще чувствуются, когда я задаю вопрос русскоговорящим: если завтра начнется третья мировая, ты какой китель наденешь — вермахта, или все-таки вернешься? Молчат. Не хотят отвечать. Если беда придет — мы вместе? Или доллары будем отсчитывать? Комфортность будем создавать? Да, мне хочется жить богато. Но постучаться в дверь, и чтобы тебе кровь сдали… Или хлебом поделились. Это — коллективная ценность. Ее пробовали разрушить неоднократно. Небезразличие — ценность, которую я не вижу на западе.

Для вас, Андрей [Окара], идея спасения и русского ковчега есть идея изоляционизма. Она не есть идея изоляционизма. Ной ни в коей мере не был изоляционистом. Ной спасал праведное человечество. Поэтому идея русского ковчега не подразумевает это состояние, а как раз дает надежду на спасение. Если бы мы были изоляционистами, мы бы Грузию не спасали, мы бы не обратили внимания на Сирию, мы бы не спасли два миллиона несчастных в Крыму, мы бы не обеспечили возможность проживания четырёх миллионов несчастных в Донбассе.