— Пытаются нарушить твои права — помешай это сделать. Ты имеешь на это право.
— Понятно. Закон джунглей. Кто сильнее, тот и прав.
— Сильнее, умнее, дальновиднее. И это вовсе не закон джунглей, это закон жизни.
Цитаты из книги «Дневной Дозор»
Утром никогда не хватает времени на сборы. Можно встать в семь утра, а можно в шесть. Но всё равно — пяти минут не хватит. Интересно, почему так происходит?
Опыт — это в первую очередь умение сдерживать мимолётные порывы.
Это только детям трудно ответить, кого больше любишь, папу или маму, у взрослых очень даже запросто получается…
— Предательство не бывает маленьким.
— Бывает, Антон. Ещё как бывает. Верность складывается из череды маленьких и расчетливых предательств. Можешь мне верить – я живу на этом свете достаточно долго, чтобы успеть в этом убедиться.
<...>
— Ты силен в софистике, Завулон. Наверняка ты заметно сильнее меня. Но оттого, что ты называешь вещи чужими именами, суть вещей не меняется. Предательство — всегда предательство.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Завулон. — Тогда предавай любовь. В сущности, у тебя выбор между двумя предательствами, неужели ты не понимаешь?
Мне мама говорит, что в мужчинах самое главное – надёжность. Красивыми им быть не обязательно, а умными тем более.
Булыжник Красной площади, помнивший и неспешный шаг царей, и сапоги революционных солдат, и гусеницы советских бронетанковых монстров, и ряды первомайских колонн, казался воплощением московской незыблемости. Этот город стоял и будет стоять, и ничто — ни дрязги обычных людей, ни даже вечная пикировка Дозоров — не в силах поколебать это спокойное величие.
День — время уз и цепей, обязанностей и правил, а Ночь — время Свободы.
Старый, нудный, озабоченный мировыми проблемами злодей — разве это партнёр для отдыха юной ведьмы?
Первой со своего места поднялась Светлана. Подошла к Завулону. Постояла секунду, глядя ему в лицо. Эдгар вдруг понял, с замиранием сердца, что сейчас волшебница ударит мага. Но она лишь что-то сказала ему. Развернулась и резко вышла.
<...>
— Простите… а что сказала Светлана Завулону?
— Инквизитору надо иметь хороший слух. — На лице вампира появилась кривая ухмылка. — Да почти ничего. Я бы назвал это проклятием, но Светлые и проклинать-то не умеют… Она сказала: «Пусть никто никогда не полюбит тебя».
Эдгар кивнул. Пожал плечами и сказал:
— А ему это и не нужно.
… не всегда в красивом сосуде — хорошее содержимое.
Разве чёрная пешка ненавидит белую? Нет. Тем более если пешки упёрлись друг другу в лоб и мирно пьют пиво.
— Святое? — усмехнулся Эдгар. — А зачем им святое? Они солдаты.
— Знаешь, Иной, мне кажется, даже солдаты должны оставаться в первую очередь людьми. А у людей обязано быть что-то святое в душе.
— Для начала необходимо, чтобы имелась душа. А потом уж святое.
Антон любил Прагу. Более того, не понимал, как её можно не любить. Есть города, которые с первого же мгновения вызывают оторопь, подавляют, а есть и такие, что умеют мягко и незаметно очаровывать. Москва, к сожалению, не относится ни к первому, ни ко второму типу. Прага же была подобна старой и мудрой волшебнице, что умеет притворяться молодой, но не видит в том нужды, сохраняя свою красоту в любом возрасте.
— Знаешь, в чем все отличие между Светом и Тьмой?
— Не знаю. Этому нас не учат почему-то. Трудно сформулировать, вероятно?
— Совсем не трудно. Если ты думаешь в первую очередь о себе, о своих интересах — твоя дорога во Тьме. Если думаешь о других — к Свету.
— И долго туда придется идти? К Свету?
— Всегда.
Это не юбка короткая, это у меня ноги длинные.
– Я использовал то, что было под рукой. Инквизиция вправе удивляться, почему я забиваю гвозди микроскопом, да… Но никак не обвинять меня в этом!
Если любовь в тебе — это сила. А если ты в любви — это слабость.
Никто не вправе заставлять идти против совести. Никто не вправе заставлять предавать любовь. Никто не вправе уговаривать изменить чести. Никто… Но мы делаем и это! По собственной инициативе. Когда на одной чаше весов наша любовь, совесть, честь, а на другой — миллион влюблённых, совестливых, честных.
… Чего требует война? Она не тела жрёт в первую очередь, а души!