Цитаты из книги «Чужое лицо»

Видимо, я придавал слишком большое значение своему одиночеству… я вообразил, что оно трагичнее одиночества всего человечества.

Чем пройти мимо, отвернувшись, гораздо лучше посмотреть правде в глаза и привыкнуть к своему положению раз и навсегда. Если сам перестанешь обращать внимание, другие начнут поступать так же. Это несомненно.

Самый быстрый способ привыкнуть самому — приучить других.

В конце концов, не напоминает ли ревность избалованную кошку, которая, настаивая на своих правах, не признаёт обязанностей?

Все люди закрывают окно души маской из плоти и прячут обитающие под ней пиявки.

Самыми злобными критиками чаще всего становятся обездоленные.

Наступит ли тот момент, когда я смогу осуществить свою мечту — начать новую жизнь в образе другого человека?

Ведь даже одежда, которую они носили, была согласована, точно пароль, выпущенный в огромном количестве сегодняшний пароль, именуемый модой.

Маска, видимо, делает взаимоотношения между людьми значительно более универсальными, менее индивидуальными, чем когда лицо открыто.

Если облачение тела в одежды знаменует прогресс цивилизации, то вряд ли можно быть гарантированным от того, что в будущем маска не станет самой обыденной вещью.

То, что мы называем красотой, может быть, и есть сила чувства протеста, восстающего против разрушения.

Выражение лица — не потайная дверь, которую скрывают от постороннего взора, а парадный вход, и поэтому его сознательно так строят и так украшают, чтобы он услаждал глаз проходящего. Оно — письмо, а совсем не рекламный листок, который посылают, не задумываясь над тем, кто его получит, и поэтому не может существовать без адресата.

Когда ведешь себя как подозреваемый, тебя и будут подозревать.

Любовь срывает маски, и поэтому нужно стараться надеть маску для любимого человека. Ведь если не будет маски, не будет и счастья срывать ее.

Косметика… изготовление лица… оно, естественно, представляет собой отрицание настоящего лица. Отважное усилие — изменив выражение лица, постараться хоть на шаг приблизиться к чужому человеку. Но когда косметика приносит ожидаемый эффект… могут ли женщины не испытывать тогда ревность к этой косметике? <...> почему даже самая ревнивая женщина никак не реагирует на чужого человека, захватившего ее лицо?

Само государство — некая огромная маска, и оно противится тому, чтобы внутри него существовало множество отдельных масок.

Стремление подавить действия, недостойные человека, как это ни удивительно, представляется ничтожным, на него нельзя полагаться. Так трусливый ребенок, прикрыв ладонями лицо, спокойно смотрит между пальцами фильм, в котором орудуют чудовища.

Или чувство унизительного отчаяния, когда детское маленькое воровство (шарик из мозаики, или кусочек резинки, или огрызок карандаша) — корь, которой каждый должен однажды переболеть, — воспринимается как позорное преступление, совершенное лишь только тобой одним… К несчастью, если подобное заблуждение длится дольше определенного периода, появятся симптомы отравления, и такие люди могут превратиться <...> в обыкновенных воров. И сколько бы они ни старались избежать поджидающей их ловушки, стремясь как можно глубже осознать, что совершают преступление, — это не даст никаких результатов. Гораздо более эффективная мера — вырваться из одиночества, узнав, что кто-то совершил точно такое же преступление, что у тебя есть сообщник.

Психологически я страдал оттого, что маска не составляет со мной единого целого, но физически мне было неприятно слишком тесное соприкосновение с ней.

Будущее — не что иное, как производное прошлого.