Цитаты Лина

— Шеймир!!! — радостно завопила Лина, бросаясь мне на шею. Я крякнул от неожиданности.
— Нашла, кого обнимать — он же мокрый, — заворчал слева Свид.
— Лина, пусти, задушишь, — придушенно попросил я, осторожно приобнимая ее за талию.
— Можешь обнимать дальше — задушенный Шеймир устроит всех, — снова Свид.

Да и Лина поглядывала вопросительно — видит ли вожак опасность, не нужна ли поддержка? Однажды определившись с выбором, она больше не испытывала сомнений и была готова на любую роль — стоять за спиной и подавать патроны, поддерживать ласковым словом, либо рвать кадыки за кривые взгляды. Моя отрада, судьбой избранная половина… Находясь рядом с ней, я на мгновение расслаблял туго сжатую пружину воли и прижимал девушку к себе. Хочу её, таю от неё, умру ради неё…
Всплеск нежности, едва слышное касание в пси-диапазоне:
— Умрёшь за меня?
Покачав головой, я неизменно уточнял:
— Убью за тебя…

Говорят, старение — это естественный процесс, но по правде говоря, это сбой в наших генах.

Мне через неделю исполняется 25 лет. Единственный ребенок в семье, высшее образование, работаю юристом, получаю свои законные пятнадцать тысяч рублей в месяц и живу в собственной квартире. Мне все завидуют. Хотя в принципе нечему. Подруга у меня одна, да и то в перерывах между ее очередными приключениями. Работа скучная, парня нет, и никогда не было. Нет, бывали, конечно, но ни разу ничего серьезного, да и больше месяца не задерживались, когда понимали, что на случайные отношения я не соглашусь, а более серьезные потребуют от них усилий. Да и вообще, мне обычно хватало одного свидания, чтобы понять, что это не мое. И принуждать себя, улыбаться и врать я не хочу, а просто, чтобы ради «галочки»… не могу. «Наивная романтическая дура», как окрестил последний бросивший меня парень буквально через неделю знакомства. Вот такая и есть, и вряд ли с этим уже можно что-то сделать. Остается только смириться и жить.

Никто не может дарить часть себя, пока сам не обретёт целостность.

Людям нравится, когда художник страдает. Они не прочь сами его помучить.

Бог дарит любовь, чтобы подготовить нас к смерти.

Да, я женщина. И горжусь этим. Потому что мужчина — это ошибка природы, которую женщине приходится терпеть, чтобы родить ребенка. Мужчины абсолютно бесполезны в хозяйстве, и на них нельзя положиться.

Знаешь, человек такая тварь, что может ко всему привыкнуть, правда, к хорошему — быстрее, чем к плохому.

— Любимая, проснись, долг зовет.
— Какой еще долг в час ночи?
— Супружеский. Нет, я не понял, ты что, спать собралась в нашу первую брачную ночь?
— Да ладно, уломал, отдавай свой долг…
— Желанная моя…
— Опять?!
— Ты должна меня понять — я так долго ждал…
— Милая…
— Боги, и зачем мне понадобилось проводить этот обряд? Ты мне совсем спать не дашь?
— Не сегодня, жена моя…
— Любимый! Проснись! Ты мне должен!
— Лина, я устал, дай поспать…
— Если ты сейчас от меня отвернешься, то я заведу себе любовника. Так и знай!
— Размечталась! Любовника она заведет… Да я себя загоню, но сделаю так, чтобы у тебя и помыслов не было ни о каких любовниках!
— Звучит многообещающе! Ай, только не кусайся!

— Нет!
— Да!
— А я сказала: нет!
— И что с того? Скажи: да!
— Ни за что! Ты безответственный, самовлюбленный, эгоистичный бабник. А мне нужен муж, который будет надежной опорой, а не источником постоянных неприятностей. Так что мой ответ: нет! И на уловку с фиктивным браком я больше не попадусь. Так и знай!

Я себя люблю, и это чувство глубоко взаимно.

— Мироздание, — усмехнулась Лина. — Верховное божество современных агностиков. Не знаем, кто у нас тут начальство, но смутно подозреваем, что оно все-таки есть. Потому что, если нет, тогда совсем уж как-то бессмысленно.

— Как будет «потерянные джинсы» на греческом?
— Приличные греческие девушки не теряют джинсов!

Не уронить честь рода… Эти слова неожиданно обрели для нее первостепенную важность. Странно это! Получается, задумалась она, пусть между нами могут быть внутренние разногласия, пусть мы в ссоре, в обиде друг на друга – это наше личное дело, дело нашего личного круга, куда посторонние с их советами не допускаются, но за общую, родовую честь мы выступим единым фронтом, не давая спуску обидчикам?
Да, ведь честь и достоинство останутся после нас, и наши потомки не отблагодарят нас, если вдруг окажется, что мы вместо крепкого монолита оставили траченную молью шаль?

– Думаете, сработает?
– Почему нет? – пожала плечами Лина. – Это же классика. Капелька вежливости, щепоть угрозы – и ваша совершенно незначительная просьба будет удовлетворена до превращения ее в крупную проблему.

… когда я оказываюсь в окружении незнакомых людей, мой мозг превращается в мутную серую субстанцию, точно как каша, которая покрывает улицы в оттепель после сильного снегопада.

Ненависть — это такой же грибок. Она питает тебя и одновременно разрушает.
Это мощная и очень жесткая блокирующая система. Она замещает все и вся.Ненависть — высокая башня. В Дикой местности я начала возводить эту башню.

Мне страшно и весело одновременно… Возникает чувство, будто всевидящий глаз, который, я уверена, всегда за мной наблюдает, на долю секунды ослеп. Или, например, ты привыкла всю жизнь держаться за чью-то руку, а она вдруг исчезла, и ты вольна идти куда захочешь.

Но всё дело в том, что во время бега всегда есть эта доля секунды, когда боль разрывает меня, когда я с трудом могу дышать и когда всё, что я вижу — это пятна цвета — и именно в эту долю секунды приходит боль, она очищает меня. Я замечаю что-то слева, вспышку цвета (золотисто-каштановые волосы, корона из пылающих листьев) — и я знаю, что если поверну голову, то увижу его рядом, смеющегося, наблюдающего за мной, протягивающего ко мне руки.
Конечно, я не поворачиваю голову, чтобы посмотреть.
Но однажды я это сделаю.
Однажды, я сделаю это, и он вернется, и все будет хорошо.
А до тех пор я бегу.