Неправдоподобная краткость жизни удручала, а темп изменений пугал.
Цитаты Владимир Гаков
Вечный мир есть мечта, и даже далеко не прекрасная. Война является одним из элементов мирового порядка, установленного богом.
Поиски Вечного Мира, наверное, самое упрямое из всех предприятий, на которые замахивался человек. Наваливались бесконечные войны, век от века все кровопролитнее, и уносили с человеческими жизнями последние крупицы веры в человеческий разум. И все-таки в нем постоянно тлела идея-феникс.
Орудие труда влекло за собой неизбежный искус: заодно обладать и оружием.
Никто не может с уверенностью сказать, когда именно война вошла у людей в обыкновение.
Сначала мы создаем врага. Образ появляется раньше оружия. Прежде мы убиваем других в помыслах, а потом уже изобретаем орудие убийства — боевой топор или баллистические ракеты. Пропаганда предшествует технологии.
Говорят о философии, что она служанка богословия… Но из этого еще не ясно, идет ли она с факелом впереди своей милостивой госпожи, или поддерживает позади нее ее шлейф.
Фантастика, как и другая литература и искусство, остается производным той социальной среды, в которой она взращена. И которую, естественно, как-то отражает.
Актуальная сиюминутность властно завладела нашим вниманием, и вот уже раздаются голоса, что хватит, нет времени на романы, эссе, трактаты — подождут.
«Никогда не говори «никогда» — гласит пословица. Успокаивающая многих мысль, восходящая к ветхозаветному пророку: что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Покружит ветер — и вернется на круги своя. Суета сует, одним словом. Стоит ли переживать…
Разве уверенно скажешь, что порой решало исход боя: количество и оснащение дивизий или моральные качества, дух солдат?
Япония капитулирует даже в случае неприменения атомной бомбы, даже если Россия не вступит в войну и даже если США откажутся от планов массированного вторжения на Японские острова.
Безлюдно,
но пахнет людьми…
На дне впадины,
окруженной внезапно возникшей
горной грядой, —
Хиросима…
О, как выросли горы,
Когда Хиросима стала равниной!
Три четверти минуты, в течение которых экипаж полковника Тиббетса уносил ноги от места еще не состоявшегося преступления, глаза японцев, издавна воспитанных в преклонении перед искусством Видеть, могли восторгаться спускавшимся на город белым цветком. Три четверти минуты — а потом… Мы хорошо знаем, что было потом.
Парашют
в то утро,
которое мы, хиросимцы,
не сможем забыть вовеки,
плавно покачивался
под легкими облаками…
Если будут побеждать русские, Америке следует прийти на помощь Германии, если чаша весов начнет перевешивать в пользу Гитлера, будем помогать русским — пусть они поубивают друг друга как можно больше.
Я употребил слово «ответственность», а не «вина», — ибо кто может осмелиться судить людей, которые, неся бремя войны, честно отдавали свои силы и знания. В качестве оправдания этого решения обычно выдвигается тот довод, что оно ускорило окончание войны и спасло жизнь сотням тысяч солдат, не только американских, но и японских. Мы избегаем упоминать сотни тысяч японских мирных граждан — мужчин, женщин и детей, которые принесены в жертву.
Отдельные скептики рано почувствовали, как далеко может завести не сдерживаемое любопытство ученых — в мире, которым управляют отнюдь не они.
Сознание наше — штука хитрая, возможности самоуговора поистине неисчерпаемы.
Легко помимо всего понять, что войны и завоевания, с одной стороны, и прогресс деспотизма — с другой взаимно содействуют друг другу; что в рабски покорном народе можно вдоволь черпать деньги и людей, чтобы порабощать другие народы; что со своей стороны война создает предлог для финансовых поборов, а также не менее серьезную возможность иметь всегда под рукой большие армии с целью удерживать народ в повиновении.