Необходимо очень большое усилие волевое, интеллектуальное, даже с точки зрения трудоспособности. Мы живем в XXI веке, на нас вываливаются такие груды этой информации, что просеивать ее становится всё трудней. Вот когда я говорю, что это всё необходимо, я имею в виду ответ на вызов. В происходящем есть некий вызов, причем, как мне представляется, предельный… Эти вызовы могут быть адресованы отдельным мирам — цивилизациям, как говорят в таких случаях, — или всей цивилизации в целом. И если она на этот вызов не отвечает — отдельная цивилизация, мир или цивилизация в целом, — то происходит катастрофа. Она перестает существовать.
Цитаты Сергей Кургинян
Любое чудо — это отклик среды на предельную концентрацию воли. На ту самую когерентность, которая и творит историю и возвращает человеку его отнимаемую капитализмом сущность.
Идеология, читатель, — это не выдвижение программных документов и не поддержка этих документов массами. Это таинство, в котором освобождаются от благой предзаданности метафоры самого разного рода. И метафора о Слове, ставшем Плотью (о чем уже говорилось), и метафора о сеятеле и семенах. Только и плоть, в которую облекается слово, может быть разнокачественной, и семя может дать не только благие, но и очень разные по своему качеству всходы.
Нет пути к Победе без создания теории Его Величества Поражения.
Бетховен говорит о всей жизни. Не о молодости (одной жизни), после которой наступает зрелость (совсем другая жизнь). Вся жизнь человеческая от колыбели до могилы это борьба с роком.
А вы вообще-то понимаете, что такое переживание? Вы хотя бы прочитайте работы П. В. Симонова, посвященные эмоциям человека. Там точно определено, что эмоции — это уровень желания чего-либо (мотивация), помноженный на степень неопределенности во всем, что касается достижения желаемого.
Ближе всего к равноправному сотрудничеству мы были тогда, когда в Америке был Рузвельт, а у нас Сталин.
Я хочу сказать, что в принципе классическая великая революция и то, что произошло в Октябре — это совершенно разные вещи. Великая французская буржуазная революция — это классика революции. Как и английская. В Октябре произошло другое. Исчерпанный буржуазный класс, не способный держать государство, не предложивший никаких реформ, который революционный Конвент или Законодательное Собрание во Франции предлагал моментально, не осуществивший изменения в кратчайшие сроки, как это было во Франции, исчерпался. Был класс, да спекся. Значит этот класс оказался полностью несостоятельным. Страна умирала. Она падала как система, вниз, в бездну, и ее просто подхватили большевики. Они подхватили страну, которая просто летела вниз и разбилась бы. Небольшая группа людей, мечтающая об историческом проекте, подхватила, спасла страну и создала новую страну. Вот что произошло.
Философия, в отличие от религии, полностью зависит от сведений, которые она почерпнула из науки. Философ опирается на современное ему научное знание. Он это знание доосмысливает. То есть использует его как фундамент, на котором может возводиться мировоззренческая конструкция. Но как только оказывается, что наука набрала принципиально новый фактический материал, обобщила его по-новому и обзавелась новыми моделями, разительно отличающимися от предшествующих, философ оказывается в сложнейшем положении. Ибо всё построенное им мировоззренческое здание начинает шататься по той же причине, по какой реальное здание шатается в случае неблагополучия с фундаментом. Сила философии в том, что она, в отличие от религии, опирается на научные сведения и модели, а не на откровение и предание. Но в этом же и слабость философии.
Нечуткий к семантическим каверзам человек может прельститься словосочетанием «гуманитарные технологии». Чуткий же — сразу уловит, что там, где есть «гуманитарное», не может быть технологий, а там, где есть технологии, не может быть «гуманитарного». В своем действительном и сокровенном смысле гуманитарные технологии предполагают отождествление между деланием вещей (подлинная сфера технологизма) и деланием людей. При том, что гуманитарное и его производные (гуманизм в том числе) берут за аксиому несводимость человека к вещи, вытекающую из наличия у человека фундаментальной личностной свободы, на которую посягать и безнравственно, и невозможно. «Назовите меня каким угодно инструментом. Вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя», — говорит принц Гамлет своим коварным сокурсникам из Виттенберга.
Человек, не выявляющий закономерности — это безумец.
Человек, смирившийся с закономерностью — дрожащая тварь.
Впервые есть время, когда действительно можно восходить, в полном обьёме. А если начнёшь восходить, изменится всё. Слишком сильно изменится мир, слишком сильно изменится власть. Поэтому делать ты этого не должен.
Согласно одному идеалу, бедные — это не просто наши братья, а это то, ради чего мы живем, мы пойдём к нашим страждущим братьям. В другой парадигме, если доводить её до крайности, бедные — это не люди. И эти две парадигмы существовали всегда, везде.
Куда не придешь, если какой-нибудь бардак (а он везде бардак), и все говорят: «Это кто сделал?» — «Девочка». Главный герой всего – это «девочка». «Знаете, девочка не знала, не предупредила». «Знаете, девочка ошиблась». «Знаете, девочка купила не тот билет». Всем правит коллективная «девочка». Это всюду! Это в приемных, где раньше отбирали людей, знаете, через тройные фильтры проверки… Говорят: «Что случилось?» – «Это – девочка»…
Только небольшой круг элиты может реально пользоваться высокими достижениями и возможностями, связанными с личностным ростом, а остальные не имеют к этому ключей.
Пожалуйста, бегай, ори, выбирай всё в пределах дешёвого меню, ходи, кушай, гуляй, грей свои телеса на любом курорте, ходи в этот найт-клаб или в этот клаб… Но только не лезь в себя. Не лезь в себя! Потому что это опасно. Потому что мы не хотим, чтобы ты соединялся с этими ресурсами.
Человек — это существо, которое с огромным трудом выдерживает боль своего земного существования. Человек — это единственное существо на планете, которое живет, зная о том, что оно смертно. Которое что-то обретает, зная, что обретенное будет отнято.
Человек — это существо, которое может сносить жизнь только за счет потребления в больших количествах одного-единственного спасительного болеутоляющего средства. Средство это — смысл. Или — суть.
Такое средство может быть добыто только из руды под названием реальность на фабрике под названием интерпретация.
Если поделить человечество и сказать, что это – не люди, то на следующем этапе несколько миллиардов этих нелюдей умрёт, и будет создан аппарат для этого уничтожения. Оставшихся ждёт участь, по отношению к которой Древний Египет, Вавилон и все прочее – это толерантные, гуманистические общества.
Человек умирает, использовав два-три процента самого себя.
21-й век стал временем, когда человек в наибольшей степени может соединиться со своими личностными ресурсами — открыть свои тайны — и в наибольшей степени лишён этой возможности.
