Цитаты Антуан

— Не хотите выпить?
— Я ни разу не встречалась с бабником. У вас один час. Куда едем?!

Но ты хороший отец; ты не боишься, что они станут необыкновенными….

… быть дураком куда приятнее, чем жить под бременем ума. Дураки определенно счастливее. Я не намерен усваивать полностью мироощущение дураков, но лишь извлечь из него кое-какие полезные компоненты, которые растворены в нем наподобие микроэлементов: жизнерадостность, пофигизм, способность ничего не принимать близко к сердцу, легкость бытия, мысли. Благодать!

Временами ты меня убиваешь. Разумеется, ты меня кормишь, это компенсирует.

Нет! Не надо со мной говорить! Вы лезете всё мне рассказывать, и я всегда должен вас слушать, а я не люблю разговаривать. О тех, кто молчит, думают, что они любят слушать… Но я молчу, чтобы меня оставили в покое.

— Простите, месье, мы с вами переспали?
— Нет.
— Тогда будьте любезны, не тыкайте мне. Я, по-вашему, кто, мальчик на дискотеке?
— Я возьму чашечку кофе.

Ты встречаешь женщину своей жизни, а потом… Бац… Всё летит к чёрту…

– Какой прекрасный дождливый день.Она спросила, чем же дождливый день может быть замечателен: он перечислил все оттенки неба, деревьев и крыш, которые они увидят во время прогулки, заговорил о неподвластной человеку мощи океана, что откроется им, о зонтике, под которым так здорово шагать, тесно прижавшись друг к другу, о радости, с которой они укроются здесь, чтобы выпить горячего чаю, об одежде, сохнущей около огня, о том, как они, предавшись сладкой истоме, займутся любовью, снова и снова, о том, как под одеялом они будут говорить по душам, словно дети, укрывшиеся в палатке посреди разбушевавшейся природы…

— Что с тобой случилось?
— Жизнь, Антуан.

Небо… небо, Ильмар, это свобода. Чтобы научиться любить землю, надо однажды подняться в небо.

– А иногда мне снится, что я падаю. Мы ведь все частенько падаем, Ильмар… А когда падаешь, главное – не испугаться. Все беды происходят от страха. Стоит тебе испугаться, и страх начинает расти. Руки теряют силу, мысли застывают, воля тает – и ты отдаешься во власть ужаса. Смотришь, как приближается земля, слышишь, как трещат крылья… и ничего не можешь сделать. Страх рождает лишь страх.

– В каждом человеке похоронены тысячи других людей, – мягко ответил Антуан. – Десятки тысяч. Те, кем он мог быть. В каждом из нас спрятан и поэт, и вор, и душегуб, и святой, и моряк, и летун. Нам не дано прожить тысячи жизней, мы выбираем из них одну-единственную, зачастую ошибаясь при этом. Но раз уж мы сделали когда-то выбор… надо помнить, кем ты мог стать. Надо нести в себе все свои не прожитые жизни.

От этой мелодии мне становится легче, как будто эту музыку сочинили специально для меня.

Есть песни, после которых хочется действовать, жить, любить.

У большинства людей потребность верить столь настоятельна, инстинктивна, что их уже не интересует, достойно ли называться верой то, во что они верят: они нарекают истиной всё, к чему их влечёт потребность верить.

Почему я не такой, как все? Я хочу жить обычной жизнью, хочу пошлого мещанского счастья, хочу быть обывателем. Муравьем в муравейнике.

С подростковым максимализмом презираю всех, кто нуждается в продуктах брожения или перегонки, чтобы восполнить недостаток воображения или справиться с депрессией.

… а что до французского квартала, там просто чувствуешь себя в Париже… только без парижан.

— Знаешь, сколько времени ты провел сегодня вечером вот с этой штукой в руке? — поинтересовалась Софи ровным голосом, помахивая губкой.
Антуан нахмурился.
— Ты беспокоишься о том, что Матиас одинок — продолжила она, — а о собственном одиночестве ты никогда не думал?
Она бросила ему губку, которая приземлилась точно посередине стола, и вышла из дома.

— Он еще слишком мал.
— Или ты слишком стар…